Философский аспект
эволюции чакровых архетипов

<<< предыдущая
изм. от 13.06.2019 г ()

    Три высших эволюционных уровня (вишудха, аджна и сахасрара) представляют видение объекта не в пределах бесконечной и непостижимой (или малопостижимой) среды, как на низших трех уровнях, а в пределах мира, который проходит три фазы эволюции: на сахасраре мир един, на аджне он представлен своими качествами, а на вишудхе он представлен элементами, одним из которых и является наш объект. Таком образом, при выходе на вишудху основной акцент переходит на среду, которая отныне представляет собой единый и законченный мир, обладающий полной системой качеств и разделенный на объекты - но в каждом из этих объектов мир потенциально отражен весь целиком. Однако на уровне вишудхи это обстоятельство остается как бы за кадром, оно не находится в центре внимания, хотя и ощущается. На вишудхе мир состоит их форм, и одной из этих форм является наш объект. Таким образом, если на манипуре ключевые слова это “элементы” и “структура”, то на вишудхе ключевое слово это “форма”. “Структура” подразумевает внутреннее строение объекта, “форма” подразумевает участие объекта как элемента в едином окружающем мире.

    Таким образом, в случае вишудхи окружающая среда представляет собой порожденную некоторой единой мыслью совокупность форм, которые самым интимным образом переплетены друг с другом и в некотором смысле родственны. Между ними существует очень большое количество связей и, вместе с тем, они различны: каждая из них имеет свою определенную, отчетливую индивидуальность и заполняет свою уникальную нишу, которой данный объект необходим и где он нашел свое место. При этом он обладает определенной свободой, но эта свобода не индивидуалистического толка, она не идет за счет окружающей среды, а, наоборот, его устремления заключаются в том, чтобы вписаться в эту среду наиболее органичным образом.

    Отличие вишудхи от анахаты заключается в том, что если на анахате “органичность” и “естественность” суть понятия совершенно интуитивные и никак не относящиеся к числу инструментальных, то на вишудхе, наоборот, они совершенно конкретны, и истинная, глубокая и тонкая адекватность и нахождение своего точного места достигаются не интуитивно, а точно найденными усилиями, которые на человеческом языке обозначаются такими словами, как “мастерство”, “профессионализм”, “точное знание”. Эти слова относятся, таким образом, не только к самому объекту, но и к миру, в котором он располагается. Если на анахате объект получает из окружающего мира благодать в чистом, абстрактном виде, и нет принципиальной разницы, как она материализуется (если она вообще материализуется), то на уровне вишудхи то, что казалось на анахате благодатью, оказывается некоторым сырым материалом, которому для материализации и адекватного воплощения требуется особая энергия. Эта энергия и есть энергия вишудхи, энергия мастерства и точного знания. Если анахате свойственна экологичность как общее понятие, то на вишудхе “экологичность” это одно из ключевых слов, но мыслится оно совершенно конкретно, то есть экология достигается не через абстрактное добро и благожелательность, которые неизвестно как проявятся в каждом конкретном случае, а через точное знание и искусное умение, которые позволяют расположить объект точно в том месте мира, где ему должно быть, и включить его в эволюцию мира точно на тех ролях, на которых ему следует находиться. Естественно, что такое включение, ясно видимое и точно направляемое, требует знаний не только о самом объекте и его возможностях, но также и о мире, причем о мире в целом.

    Жизнь в среде. Степень обособления объекта в окружающей среде понижается с увеличением его эволюционного уровня. Хотя на анахате объект раскрыт среде, воспринимая энергию благодати, идущую к нему и, соответственно, мир раскрыт к анахатному объекту, но это раскрытие с точки зрения вишудхи чересчур абстрактно и аморфно. На вишудхе объект является частью мира как его отдельная форма, и эта форма связана со всеми другими формами. Мир, с точки зрения объекта вишудхи, чрезвычайно уязвим, то есть любое неосторожное движение, любое неточное поведение ведут не только к нарушению самого объекта, но и к нарушению мира, причем не отдельной его части или грани, а мира целиком: мир в целом становится хуже, если вишудховский объект располагается не так, как он должен располагаться, или функционирует не так, как должен функционировать. Конечно, мир от этого не разрушается, но его гармония от этого понижается, и то же относится и к связям данного объекта с другими объектами. Эти связи должны быть установлены очень четко и функционировать вполне определенным образом, а при любом отклонении уровень гармонии и связности мира уменьшается. Таким образом, на вишудхе объект ощущает свою колоссальную ответственность перед миром и требовательность мира к нему, но аналогичные требования он предъявляет и к самому миру. Здесь уровень их согласования настолько высок, что кажется удивительным, сколь точно устроены и мир, и объект, так что они могут сосуществовать: мир обеспечивает существование хрустального объекта, а объект поддерживает хрустальный мир - столь хрупким кажется их взаимное бытие. Тем не менее, ежесекундно происходит чудо, и объект продолжает свое существование.

    Таким чудом является, например, чудо жизни. Она требует столь высокого уровня организации отдельного объекта, будь то растение, животное, и в особенности человек, такое количество опасностей подстерегает жизнь каждую минуту и столь узка экологическая ниша для нее, что само ее существование кажется совершенно невероятным - и тем не менее мы каждый день его наблюдаем.

    Однако как чудо бытие вишудховского объекта смотрится лишь с уровня манипуры; на уровне самой вишудхи это бытие необходимо как часть бытия сотворенного мира: с одной стороны объект, действительно, необыкновенно сложен, тончайшими нитями связан со всеми объектами в мире и является проявлением разнообразнейших качеств, свойственных миру, но, с другой стороны, без него мир не может существовать, и это не метафора, а граничное условие и совершенно буквальная реальность, и поэтому мир беспокоится о существовании вишудховского объекта и обеспечивает ему для этого все необходимые условия, обеспечивает с тем более высокой точностью и тщанием, чем сложнее данный объект, чем утонченнее его структура и форма.

    Религиозность. Имя вишудховского Бога это совершенство. Совершенен мир, порожденный этим Богом, совершенна каждая его форма, совершенны ее связи с другими формами, совершенен план, по которому развивается мир. Если бы понятие совершенства было статичным, это был бы один мир, но поскольку мир динамичен и в нем есть место развитию, то в нем есть формы низшего порядка и формы высшего порядка, и возможность трансформации низших форм в высшие, и все они совершенны с позиции процесса эволюции мира в целом. Бог глазами человека вишудхи это гениальный мастер, сотворивший тончайшие ажурные конструкции наряду с конструкциями грубыми и примитивными, и сочетавший все это в немыслимо сложных, но преисполненных гармонией узорах: живых, подвижных, развивающихся и всегда невыразимо прекрасных. Чего на вишудхе нет, так это понятия одиночества. Каждый элемент, каждый объект, каждая форма представляют собой вариации более абстрактных форм и связаны разнообразными связями со всеми остальными формами мира, образуя таким образом единство, о котором на вишудхе прямо не говорится, но которое на ней очень отчетливо ощущается. На вишудхе мир един; первое ощущение этого единства приходило уже на анахате, но там оно было еще интуитивно-абстрактным, здесь же оно предметно и ощутимо, и поэтому одиночество, изоляция во времени или пространстве здесь невозможны.

    Вера человека вишудхи - это вера в красоту, в гармонию, в проявленную форму. Человек вишудхи видит Бога в каждой проявленной форме и в каждом объекте, видит Его одного, но все время разного, и именно в этих переливах Божественного заключены его высшие экстазы, его высшая очарованность Божеством. Для него Бог всюду в мире и, в то же время, он везде разный, Бог в точности согласования форм и в универсальности связей между ними, обеспечивающих единство бытия.

    Карма, с точки зрения человека вишудхи, являет собой идеально согласованную и идеально синхронизированную последовательность событий, самое ничтожное из которых несет на себе отблеск и след Божественного присутствия и ничто не является случайным - все идет на пользу человеку и его развитию. На вишудхе нет понятия греха и нет понятия возмездия, и здесь также нет понятия милосердия, поскольку милосердие предполагает страдание или нежелательность какого-либо события в жизни человека, а на вишудхе все события желанны, поскольку они согласованы и санкционированы единым универсальным и совершенным бытием.

    Уровень вишудхи в сильном варианте у человека встречается довольно редко, он представляет собой большое испытание, поскольку не только ежедневно, но буквально ежечасно, ежеминутно он должен приветствовать то, что с ним происходит, и ликовать по поводу любого события, которое происходит в его жизни, ощущая и переживая его связь со всеми остальными событиями и воспринимая его абсолютную, с одной стороны, уникальность, а с другой стороны, богоданность. Поэтому вишудховское переживание жизни и мира у обычных людей и даже у людей необычных возникает не слишком часто; как правило, это моменты их высокого подъема, чаще всего связанного с интенсивным включением в профессиональную деятельность, в которой человек, достигая высокого совершенства, иногда поднимается на вишудховский уровень. Гораздо реже и у гораздо меньшего количества людей вишудха проявляется в обыденной жизни. Вишудховский уровень здесь, как ни странно, достигается с гораздо большим трудом и требует от человека гораздо больших моральных и духовных усилий.

    Восприятие времени. Человек вишудхи очень точно и очень тонко чувствует временной поток и различает множество уровней времени и, кроме того, само время у него может течь несколькими параллельными потоками, то есть быть не одномерным, а многомерным. В одно и то же время он может находиться в нескольких разных состояниях, делать несколько разных дел и соответствующие уровни восприятия будут у него совершенно различны. Точно так же, прошлое и будущее для него далеко не однозначные категории, на эти характеристики накладываются еще и многие другие, и многомерность времени распространяется у него и на прошлое, и на будущее точно так же, как и на настоящее. При всем том человек вишудхи совершенно конкретен, он членит свою жизнь и жизнь мира на события и ощущает множественные связи между событиями в своей жизни и в жизни мира, и между событиями прошлого, настоящего и будущего. Количество этих связей столь огромно, что время представляет для него единый поток, в котором он видит, однако, отдельные струйки, самым причудливым образом переплетающиеся друг с другом, и объединяющие все временные потоки в единое движение. Впрочем, все это он видит как бы боковым зрением, а основное, центральное его зрение направлено на конкретные события и их особенности, как сами по себе, так и в связи с другими событиями. Для человека вишудхи история мира жива, так же, как жива и его собственная история, в ней нет ничего определенно плохого, так же, как нет и ничего изолированно и гармонично хорошего, все имеет смысл лишь во взаимном переплетении и взаимном согласовании.

    Он всегда стремится быть максимально точным в любом своем поведении, в оформлении любого жизненного сюжета, и ему при этом помогают многочисленные связи, которые он видит, и которые связывают данный его сюжет с другими жизненными сюжетами. Эти связи многообразны и иногда весьма тонки. В его жизни нет ничего случайного, но, с другой стороны, нет и ничего строго предопределенного; он ощущает себя в жизни творцом, который творит в определенных рамках, но имеет большую свободу в выборе инструментов, кистей, красок и подробностей воплощения сюжетов, которые даны ему судьбой в общем и целом и которые он должен воплотить уже на конкретном материале своей жизни.

    Логика. Человек вишудхи, разумеется, владеет логикой манипуры, но состоит в ней в исключительных случаях. Основная его логика апеллирует к непосредственной убедительности того, что он творит, того, что он делает. Он предъявляет миру свое творение, и его убедительность заключается в том, что это одна из форм, которая существует в мире и связана с ним множеством нитей, и нарушить что-либо в этой форме очень сложно ввиду ее органичной принадлежности миру. Здесь логика скорее мотивируется чувством единства и чувством прекрасного, нежели какими-либо формальными соображениями. Другими словами, человек вишудхи не говорит: “если..., то...”, “поскольку”, “следовательно”; он говорит своему слушателю скорее: “Посмотри” или “выслушай”, - и, действительно, что можно противопоставить зрелищу цветущего луга на горном склоне или звуку соловьиных трелей на склоне длинного июньского дня?

    Энергия вишудхи это энергия тонкого формообразования, которая творит объект, становящийся органичной частью единого окружающего мира. Если говорить на социальном языке, энергия вишудхи это то, за что платят деньги, то есть это энергия, которая вложена в предмет, предназначенный для продажи; этот предмет имеет определенную ценность и занимает свое место в социальном пространстве, пройдя через рынок. Таким образом, рынок как место, где происходит обмен социальной энергией, можно воспринимать как рынок вишудховских объектов, и цену имеет то, что не стыдно показать людям и предложить им для использования (а то, что такой ценности не имеет, на рынок не попадает).

    Однако вишудховская энергия, при том, что она творит предназначенные для единого мира формы, еще и совершенно индивидуальна, и этим мастер отличается от ремесленника: в творениях мастера не только ощущается его личный почерк, но и каждое его изделие отличается от всех остальных его изделий. Разница в энергиях, которая ощущается в его работах, это как раз то, что дает им право называться произведениями искусства, а на нашем языке - то, что дает объектам возможность существовать в вишудховском мире; энергия мастера связывает творимый им объект незримыми, но ощутимыми нитями со всеми прочими объектами Вселенной, а без этого вишудховский объект существовать не может.

    Характерное представление, свойственное всем людям вишудхи, заключается в том, что они творят не сами, но к ним является некто из тонкого мира (может быть, муза или даймон), который своим присутствием не только вдохновляет творца, но и буквально направляет его мысли и руки. Другими словами, при выходе на вишудху мир творит объект для себя руками мастера, поэтому ощущение незримого присутствия покровителя или тонкого заказчика творимого произведения есть не что иное, как ощущение присутствия единого мира, который делает для себя объект, которому уже предназначено определенное место. Поэтому художники говорят о том, что картины сами ищут себе место в мире, а писатели утверждают, что у их произведений есть особая судьба, которая, в конечном счете, приводит их в нужный момент в руки нужного читателя.

    Любимые роли, герои, сюжеты. Вишудховская энергия, или явление вишудховского архетипа, часто сопровождается такими атрибутами, как органичность и естественность, которое, однако, приходят не сами по себе, а связаны с глубоким знанием и пониманием окружающего мира, умением вписаться в его сюжеты и действовать в его рамках, умело делая то, что желательно самому человеку и что необходимо миру.

    Один из любимых вишудховских персонажей это ловкач, который отлично знает слабости окружающих его людей и преследует свои собственные цели, но как только переходит определенную границу, тут же попадает впросак или в смешное, нелепое положение, из которого, однако, быстро выворачивается. Жизнерадостный Остап Бендер, в описании которого авторы не скупятся на эпитеты типа “великолепный”, “медальный профиль”, также относится к числу вишудховских героев: он никогда не унывает даже в самых трудных положениях и всегда легко и без особых усилий находит выход из тупика. Но это вишудха, так сказать, не высшего образца.

    Другим примером, может быть, более высоким, служат трагедии классического образца, где сюжет тяготеет к описанию мирового цикла, где в начале все герои рождаются, а в конце погибают, а в середине происходит действие, подчиняющееся строго определенным законам, которые ведут героев по их сюжетным линиям, и каждый эпизод имеет множество смыслов и разное значение для всех действующих лиц. Тем не менее, все их судьбы тесно переплетены друг с другом и образуют единое сценарное целое. С какой именно ролью будет в данном случае идентифицироваться человек вишудхи, не так важно - важно то, что он ощущает эту роль как совершенно определенную, в большой мере заданную извне и требующую от своего исполнителя лишь точности и рельефности исполнения, особенно во всех ситуациях переплетения, соединения и взаимодействия с другими героями пьесы. Именно в этих взаимодействиях проверяется качество созданного им персонажа.

    Ну и, конечно, любимый герой человека вишудхи это мастер, волшебник в своем деле, делающий изумительные вещи, в том числе волшебные, которые не только изумительны и прекрасны сами по себе, но и в нужный момент оказываются необходимы человеку: или они в трудных ситуациях спасают его жизнь, или помогают справиться с не решаемыми обычными способами задачами. Вообще, для вишудховского объекта характерно не только его совершенство и красота сами по себе, но и вполне определенная включенность в мир, который воспринимается как единый, и потому каждая функция каждого предмета в какой-то момент находит свое адекватное и уместное использование, то есть для каждого предмета, созданного настоящим вишудховским волшебником, возникает ситуация, когда этот предмет с необыкновенной эффективностью используется, принося удачу герою сказки.

    Психология. Человек вишудхи может быть удивительно разнообразен. Иногда кажется, что он в каждый момент времени с удивительным совершенством играет какую-то роль и с большой непринужденностью переходит от одной роли к другой, а что он при этом думает и чувствует, остается внешнему наблюдателю непонятным. Сам для себя, он в каждый момент времени просто старается быть адекватным, но его адекватность основана не на общих ощущениях и интуитивном восприятии реальности (как это происходит в случае анахаты), а на точном знании мира и самого себя и на искусном использовании различных техник, навыков и способов поведения, которые он для себя определяет как инструменты воздействия на мир и ситуацию.

    Его тип эгоцентризма связан с его ощущением уникальности своего бытия как части мира и с чрезвычайной ответственностью за свое поведение и бытие. Ему не безразлично, в какую сторону он повернется, как он наклонит голову, что и кому скажет, как посмотрит и во что оденется. Всем практическим деталям своей жизни он придает большое значение и знает им цену; в определенных ситуациях он может создавать впечатление, что он безразличен к тем или иным материальным и конкретным моментам, он может казаться и идеалистом, и романтиком, и влюбленным, для которого ничто не важно, но в другие моменты времени оказывается, что это не более, чем маски, и его поведение всегда опирается на конкретное видение и приемы, которые он использует. При этом у него совершенно нет ощущения лицемерия, скорее он ощущает себя инструментом в руках Божьих или в руках мира, который кажется ему в достаточной мере осмысленным и цельным, так что он является одним из творческих исполнителей мировой эволюционной программы, находящимся на своем месте и в нужное время; это человек, который нашел сам себя (по крайней мере, на уровне конкретного поведения), и он отвечает за свои действия. Он верит в свою интуицию и опирается на нее, но всегда старается найти ей конкретное подтверждение в своем видении мира и происходящих событий. И, как правило, такие подтверждения он находит, хотя иногда путем существенного труда. Его отличие от человека анахаты заключается в том, что он может нести благодать в те области, которые еще не настроены на ее восприятие, и вести работу в таких условиях, когда человек анахаты не только опустил бы руки, но и, скорее всего, поспешил бы из них удалиться.

    Память для человека вишудхи это всегда сокровищница: ценнейшее собрание пережитых сюжетов, найденных форм, или форм, которые могут быть завершены в настоящем, а может быть, и в далеком будущем. Во всяком случае, для него она представляет собой мощный источник энергии и информации, которым он тактично пользуется, не отрицая прошлого и не разрушая его, а как бы слегка его трансформируя, понимая и осмысливая его глубже, тоньше, точнее, и получая при этом ключи к конкретному поведению в настоящем и будущем.

    Работа. У человека вишудхи есть два любимых вида деятельности: первый это работа мастера, руками которого мир создает объекты для себя, и второй это работа торговца, которая ничуть не менее важна, и задача которой - определить место в мире для уже созданных вишудховских объектов. Хороший торговец продает свой товар нужному человеку в нужное время, и для этого необходимо искусство - не меньшее, чем для создания объекта на вишудхе. В наш век торжества грубой социальной энергетики и стандартизации, когда объекты, производимые на продажу, похожи друг на друга, как капли воды, функция торговца, естественно, профанируется, но в принципе в вишудховской реальности нет двух одинаковых объектов и двух одинаковых покупателей, и задача торговца заключается в том, чтобы точно найти время и место для продажи данного объекта совершенно определенному потребителю, которого он должен как-то привлечь и найти, и эта задача вызывает у него величайшее вдохновение.

    По идее, работа торговца, продающего свой товар покупателю, ничуть не менее ответственна, чем работа врача, назначающего лекарство больному; однако для того, чтобы выйти на должный уровень, и продавцу, и покупателю необходимо самим находиться на уровне вишудхи, то есть ощущать мир как единое целое, а объекты продажи как неотъемлемые и необходимые его части.

    Привязанность и ответственность. Человек вишудхи в роли мастера чрезвычайно привязан к своему объекту - пока он им занимается. Весь мир словно сосредоточен на творении этого объекта, и ничего важнее этой задачи не существует. Однако как только объект изготовлен и занимает свое место в мире, мастер совершенно от него освобождается; у него остается привязанность к объекту лишь в виде воспоминаний, которые в свое время могут быть им использованы, и в виде возросшего мастерства, в частности, еще лучшего ощущения мира как единого целого, и владения методами, используемыми для творения его частей.

    Жизнь человека вишудхи достаточно тонка; в каждый момент времени он нечто творит, но момент, когда он заканчивает свою работу, неочевиден, поскольку он всегда выполняет ее на многих планах сразу, в том числе не только на плотном, но и на тонких. Поэтому он может закончить свою работу в тот момент, когда с точки зрения плотного плана она еще далеко не доведена до конца или, наоборот, способен ходить вокруг уже по-видимому совершенно готового объекта и доводить его до такой степени совершенства, что это вызывает раздражение окружающих, хотя, с его точки зрения, работа еще не окончена.

    Это же касается и его собственной жизни: некоторые ее сюжеты он проводит чрезвычайно быстро, не задерживаясь на них, хотя кажется, что стоило бы, а на других он застревает, как будто невидимая сила не выпускает его из ситуации, в которой вроде бы все уже ясно, все сказано и сделано - и тем не менее он возвращается к ней снова и снова, продолжая, казалось бы, давно закончившуюся историю. Однако его глазами этот сюжет еще не завершен и пока он сам не увидит его как законченный, он с ним не расстанется. Его ответственность есть ответственность за судьбу мира в целом и никак не меньше, и попытки каким-то образом снизить эту ответственность или ее конкретизировать, привязав к какой-то меньшей области, не приведут к желаемым результатам. Человек вишудхи принимает ответственность сам, а снимает ее с него мир, и эти ощущения (как возложения, так и снятия ответственности) даны ему в непосредственных чувствах, и он их ни с чем не спутает.

    В каком-то смысле вся жизнь человека вишудхи есть творчество, но оно отличается от творчества анахаты тем, что в нем всегда уделяется пристальное внимание инструментам, техникам и восприятию объекта и мира как состоящих из сложным образом соединенных и соподчиненых частей и элементов. С этими элементами и связями и работает человек вишудхи, пользуясь инструментами, которые являются более тонкой частью мира. Его творчество никогда не бывает локальным, оно всегда какими-то гранями и формами согласуется с судьбой всего мира, и поэтому творчество на вишудхе не бывает чересчур конкретно - прагматичным и целенаправленным; у него, как правило, возникают различные побочные результаты, а у вишудховских творений есть особые качества, которые делают их применимыми к гораздо более широкой сфере, чем это могло предполагаться в начале. Как заметил еще Марк Твен, у книг есть масса разнообразных применений, например, тонкие книги можно подкладывать под ножку стола, чтобы он не качался, а толстой книгой можно, подкравшись сзади, внезапно ударить по голове своего приятеля, чтобы он, наконец, вошел в разум и признал вашу правоту.

    Свобода творчества глазами человека вишудхи есть нечто несуществующее: у творчества всегда есть конкретная цель и наиболее точный путь к ее достижению, который приводит к наиболее адекватному результату, а все остальные пути приводят к менее адекватным, менее красивым и менее изящным результатам и являются лишь приблизительным достижением цели. Таким образом, свобода существует между высококачественным и низкокачественным исполнением задания, и как таковая она человека вишудхи не интересует. Все необходимые для его творчества знания и инструменты у него есть, а если ему не хватает личной энергии для того, чтобы адекватно разрешить поставленную им самим и миром задачу, он может, конечно, отнести это к своей свободе, но в таком понимании она ему не очень-то и нужна.

    Слабые места человека вишудхи это те области мира, которые он как бы выносит за скобки, на которые он не смотрит и которыми он не владеет инструментально. Ощущая единство мира, он может очень детально прорабатывать какую-то его часть и быть в ней большим специалистом. При этом остальные области мира также подчиняются его воздействию, но оно далеко не столь эффективно по сравнению с тем, что у него получилось бы при занятиях этими областями вплотную; однако, как и у любого человека, количество его внимания и сил ограничено и сферы области, о которых он не имеет представления, могут вторгаться в его жизнь, и до тех пор пока он не научится обращать на них должного внимания и в необходимой степени инструментально ими владеть, они могут создавать ему много сложностей и тормозить его деятельность в целом.

    Другая его сложность - сила творческого начала, которая не дает ему создать двух одинаковых, пусть даже и прекрасных, объектов подряд. Это делает его чрезвычайно подвижным, но и столь же неуживчивым, а его судьбу непредсказуемой, как непредсказуема и судьба мира в целом. Кроме того, он целиком подчинен своему творческому потоку и, в известной степени, подчиняет ему своих менее энергетичных или находящихся на других уровнях друзей и знакомых. Это можно ставить ему в вину, а можно прощать, но в любом случае это необычный человек и находиться рядом с ним интересно, хотя и нелегко. В некоторых случаях чувствуется, что ему не хватает широты охвата, свойственной аджне, однако он гораздо более конкретен и может сделать для мира существенно больше, если речь идет о создании конкретных объектов и их адаптации к единому миру.

    Общение. В отношениях с другими людьми человек вишудхи в принципе достаточно функционален, а в его жизни нет ничего случайного; она посвящена служению миру, причем это служение всегда конкретное, и если связь с другим человеком помогает этому служению, то она может стать длительной и содержательной, если же нет, то она оказывается, как правило, непродолжительной и поверхностной. Для человека вишудхи связи с другими людьми это тоже своеобразные формы, которые постоянно видоизменяются, и для него выстраивание и разрушение отношений это такой же материальный процесс, как и постройка и разрушение дома, и он может быть в этом очень искусен (если он этим специально занимается), а может быть к этому невнимателен и грубоват (если это не слишком его волнует) - но всегда любые связи и отношения представляют для него нечто живое и относящееся к сфере его ответственности.

    В общении он может быть очень контактен или абсолютно индифферентен, все зависит от того, из какой части мира вы явились к нему и какое отношение имеете к созидаемому им объекту. Если волей судьбы вы сами становитесь таким объектом, он может проявить чудеса тактичности, внимания и адекватности, если же вы оказались вне интересующей его сферы мира, то его интерес к вам будет не более, чем косвенным, и вы можете счесть его равнодушным и погруженным полностью в свои дела и проблемы.

    Он примет критику, если она идет по существу и действительно помогает ему в созидании форм мира. Если же она не конструктивна, он скорее всего не обратит на нее никакого внимания, а ваша роль в его жизни уменьшится. Но, в принципе, к критике он лоялен, поскольку он реальный практик и прекрасно понимает, что безошибочной жизни не бывает, поэтому он может простить вам ошибки в вашей критике, если вы в целом достаточно с ним сонастроены; если же этой сонастройки нет, он вас попросту не услышит - для него это будет означать, что в его мире вы не представлены, а точнее, представлены некоторой пылинкой, которая случайно обрела дар речи, но никакой мысли за ее речами все-таки нет.

    Помощь человек вишудхи охотно принимает и оказывает, но это должна быть помощь в его понимании, в его программе развития мира и в приемлемой для него форме. Если вы окажетесь в этой программе, ваша помощь для него может оказаться неоценимой, и его помощь вам тоже может быть очень большой. Но как только вы выйдете из его системы видения мира, то любая помощь окажется совершенно невозможной.

    Для человека манипуры слова “видение мира” могут показаться чем-то абстрактным и нереальным, однако для человека вишудхи это совершенно конкретная вещь, и он всегда может сказать по поводу другого человека, согласовано ли у них предметно - инструментальное видение мира или нет.

    Обучение. Для человека вишудхи обучение есть вещь чрезвычайно серьезная. Оно для него всегда глобально: он не только учится конкретно, он учится также инструментально, и ему нужно вложить свои вновь приобретаемые знания, умения и навыки в общую картину мира. Его познание также не бывает абстрактным: общие категории ему обязательно нужно дополнить качествами и найти выражение этих качеств на предметном уровне, то есть в частях мира и отношениях между ними. Более того, на следующем этапе он должен овладеть инструментами, которые помогут ему манипулировать объектами таким образом представленного мира, создавать эти объекты и встраивать их в мир, причем встраивать не по своему разумению, а по той логике, которая создала этот мир как единый, качественный и структурный, не нарушая ни структур, ни качеств, ни единства мира, а, наоборот, помогая миру в его эволюции.

    У человека вишудхи очень высока ответственность за свое обучение и познание мира, поскольку у него есть четкое ощущение (знание) того, что, познавая мир, он не только изменяется сам, но и изменяет этот мир - и это так и есть.

    Представления о психике. У человека вишудхи есть, вероятно, представление о Мировой Душе, уменьшенной копией которой является его собственная душа; при этом свойственные ему структурные представления о мире он, естественно, переносит на психику. Он может представлять себе ее разделенной на различные программы подсознания, структурно перекликающиеся друг с другом и воплощенные в определенных образах, которые он воспринимает как свои внешние и внутренние роли; в то же время у него есть представление об уникальности каждого своего психического состояния и его ценности для того конструктивного творческого процесса, который он осуществляет во внешнем мире.

    На вишудхе подобие внутреннего и внешнего мира более, чем реально, и, не оказавшись в соответствующем психическом состоянии, человек вишудхи не в силах выполнить никакого внешнего действия, поскольку оно требует тонкой работы и высокого уровня концентрации, что возможно лишь при соответствующей психологической настройке.

    Однако выражение “психологическая настройка” относится скорее к анахатному уровню; человек вишудхи под ним понимает совершенно определенное состояние психики, которое достигается, как правило, довольно сложной внутренней работой в сочетании с внешними ритуалами. Так художник готовится писать картину, раскладывая свои краски и кисти - он не просто готовит физические материалы, но у него также идет совершенно конкретная (для него) душевная работа, и пока она не закончится, он не может начать своей работы на холсте; если же психологическая подготовка прошла успешно, то это почти гарантирует успех его будущей картины.

    Таким образом, со своей психикой, то есть с объектами внутреннего мира, человек вишудхи работает столь же тщательно и столь же инструментально, как с объектами внешнего мира; о характере его инструментов имеют некоторое представление профессиональные психологи, но его личные инструменты, вероятно, гораздо более тонки, изощренны и для него лично более эффективны по сравнению с теми, о которых можно прочитать в учебниках по аутотренингу и самогипнозу. Понятие измененного состояния сознания для него осмысленно в единственном случае: это состояние, в которое он должен войти, прежде чем сходить в магазин и купить себе чего-либо (а иначе прохожие и продавцы сочтут его неадекватным).

    Тело и пластика. Вишудховское тело чрезвычайно красиво; но кроме того, оно еще и функционально, по крайней мере, в тех отношениях, в которых это нужно данному человеку в его жизни. Если это крестьянин, у него будут сильные руки, способные держать плуг; если это спортсмен, то его будут прельщать виды спорта, связанные с искусным владением различными снарядами, каждый из которых он будет осваивать по-своему, и это будет для него отдельным переживанием. Если это танцовщица, то наибольшей привлекательностью для нее будут обладать танцы с различными предметами, в различных одеждах, которым она будет придавать особое значение, и освоение которых существенно увеличит выразительность ее танца.

    Однако для человека вишудхи танец или движение тела не самоцель: для него важно, чтобы они были органичной частью окружающего мира. Таким образом, естественным для человека вишудхи будет танец не просто для развлечения публики, а танец ритуального или мистериального значения, которое будет распространяться на жизнь всего его народа, а в конечном счете - и на мир в целом. Для человека манипуры подобного рода заявления могут показаться странными или отдающими манией величия, но для человека вишудхи мир смотрится как единый, и поэтому, изменив какую-либо его часть, он видит мир измененным целиком, так что для него эти слова имеют другой, более разумный и более скромный оттенок, чем это может показаться на уровне манипуры и ниже. В целом от вишудховской пластики идет ощущение законченного совершенства любого жеста и его полной его адекватности окружающему пространству: со стороны кажется, что не человек танцует в мире, а мир танцует человеком.

    Человек вишудхи на варварском уровне в большей степени грубо разрушает формы мира, чем их создает; а иногда может показаться, что он их создает, но ближайшее рассмотрение показывает, что при этом больше все-таки разрушает, или же он создает такие формы, которые приводят мир на более низкий уровень совершенства и гармонии, чем он был до того. Это касается не только плотно-материальных, но и социальных форм; таким образом, диктатор, создающий мощную систему подавления своего народа, основанную на угнетении и подавлении всего человеческого в людях, выступает именно на этом уровне. Сюда же относится варварское разрушение природной среды, бездумное истощение запасов природных ресурсов, уничтожение и так быстро уходящих в небытие культур малых народов, каждая из которых представляет важную часть интегральной культуры человечества.

    Человек вишудхи на любительском уровне творит формы для внешнего мира, но не слишком задумывается ни о своем психологическом состоянии, ни о своей ответственности, то есть его формотворчество скорее интуитивно, нежели осознанно; при этом он субъективно обладает большой кажущейся свободой, но эта свобода обусловлена именно невысоким уровнем его труда, хотя он действительно работает с формами мира и изменяет его целиком. Таков, например, первобытный по духу бизнесмен, организующий торговлю или производство в определенной сфере и думающий больше о социальных ценностях, чем о значении своей деятельности для своего общества и мира в целом. То же относится и к культурным деятелям средней руки, чьи произведения воспроизводятся массовыми тиражами или фигурируют на экранах телевизоров и тем самым прямо воздействуют на общественное сознание, но не имеют иной задачи, кроме как просто предстать перед народом и точно соответствовать его ожиданиям. Идея, что проза должна развлекать, тоже относится к любительскому уровню, так же, как и более общая идея, что искусство существует для отдыха после тяжелой работы.

    На профессиональном уровне человек вишудхи уже сознательно принимает участие в процессе формотворчества мира, у него есть четкое ощущение, что он творит по заданию Космоса или Бога или, как он сам может говорить, своей музы, чьи заботы не ограничены никакой областью мира, а касаются его всего в целом. На этом уровне человек вишудхи ощущает высочайший уровень своей ответственности за формы, которые он творит, за тот замысел, который он воплощает и за инструменты, которыми он пользуется. Последнее относится и к инструментам, находящимся в его внутренней реальности: он заботится о своем внутреннем мире и его ресурсах ничуть не в меньшей степени, чем о внешних действиях, зная, что резонанс от любой выстроенной и пристроенной им формы прозвучит по всему миру и отразится во многих и многих его местах и изменит его совершенно - хотя, может быть, и не сразу.

продолжение >>>