на самую первую страницу Главная Карта сайта Археология Руси Древнерусский язык Мифология сказок

 


ИНТЕРНЕТ:

    Проектирование


КОНТАКТЫ:
послать SMS на сотовый,
через любую почтовую программу   
написать письмо 
визитка, доступная на всех просторах интернета, включая  WAP-протокол: 
http://wap.copi.ru/6667 Internet-визитка
®
рекомендуется в браузере включить JavaScript


РЕКЛАМА:

Хранитель Прави

главы из книги В. Новикова «Хранитель Прави. Внуки Божьи»


изм. от 20.05.2020 г ()

 Ночь. Полная луна, отсвечивая, плясала внизу, на волнах, дробясь мириадами мелких звезд. Великая река Ра несла свои воды вниз, далеко-далеко, одну луну пути, простиралась большая вода Хвалынь. Где-то внизу, у заводи в камышах, ухал филин. Древний годами, но с мощным торсом, великолепными мускулами, весь живой, как расплавленный металл, стоял на вершине yтeca старый ведун Араван. Он замер, воздев руки, напоминающие узловатые корни столетнего дуба. Ладони были направлены на вечные звезды, Большая Медведица раскинулась на небосводе, мерцая загадочным, сакральным светом. Множество других волхвов сидело вокруг капища. До них доносился звон космоса и хрипловатый заговор Аравана: «Звезды не считаны, небо не меряно... вся сила небесная со мной, славлю великую Рода Богиню мать Сва и Сварога». Воздух над руками вибрировал, и видно было, как с небес к ладоням тянутся серебристые струны... Морщинистое, волевое лицо Аравана как бы осветилось внутренним светом, и незримые нити соединяли ладони с небесными светилами. Мощные круговые махи руками - и небесный свет заходил кругами, вычерчивая замысловатые фигуры вокруг огромного камня, на котором стоял Араван. Тихий гул исходил от камня. Уже много веков в краю расенов звался он Алатырь-камень. Называли его так по ведической заповеди. Веды гласили, что родина народа ар находилась далеко на севере, за студеным морем была страна чистых духом людей - рахманов. И на острове - звался он Руяном - было главное сосредоточение силы рахманов, силы сакральной - подарок богов, и звался он алатырь. От великих холодов жизнь становилась невыносимой, остров Руян превращался в остров Леденец. И постепенно народы арии уходили все дальше в южные края. Оседая в разных местах, арии всегда незримыми нитями связаны были со своей уже обледенелой родиной. И везде, где они останавливались, старались обустраиваться в рамках закона предков. Славили богов, которых они ведали всегда. Каждое утро встречали Ра-свет Божий - ведали его. Оттого и вера шла, что ведали свет Божий, чтили закон Рти-Рода. Когда осели на могучей и красивой реке, полноводно несшей свои воды к морю, и назвали жрецы ее светом Божьим - Ра. Капище выбирали по звездам, по незримым энергетическим перекресткам, местам силы. Бугор стоял у Ра. Волхвы считывали на нем и ход небесных светил, и встречали восход Ра, приносили жертвы богам рода, и только посвященные в сакральные знания общались с богами. И стал со временем бугор называться Ураковым бугром, и стоял у него на вершине Алатырь-камень. Араван был сакральным ведуном, и был им он уже несколько поколений. Сколько ему лет, знали только боги. А на камне стояла чаша тяжелая, широкая, с камня яхонта выточена, по ободу таинственные знаки руны вырезаны были, чаша та особая была, с прародины арийской. И передана была она Аравану рахманами. В чаше той вскипала и ходила кругами вода от энергии Космоса. Вода набиралась в живом источнике из-под Алатырь-камня в день зимнего коловорота, имела та вода силу Сварога. И склонился над чашей Араван, шептал губами, руки нервно подрагивали, все волхвы, числом общим дюжина, сидели кругом. Во все глаза глядел на это действо молодой Ярик, ему уже было полтора десятка зим. И был он из сословия жрецов, третий год он жил у Уракова бугра и был на капище под присмотром старейшин-волхвов, на обучении у Аравана, который, казалось, знал-ведал про все на этом белом свете, и не только на этом... Наконец Араван остановился, очи вернулись на место, чело усеяно бисеринками пота.

 Все ожидали, когда он заговорит. Вскоре глухой голос прорезал ночную тишину: «Был и ведал дух мой на юге Каменного пояса у братов ариев наших в кроме Аркаиме, был дух мой и на западе, на острове Бретоне, в кроме Стоунхэндэн у братов друидов. Крепко в мире стоит кон правда богов наших везде, где люди Рода нашего шли-несли наш Закон - «относись к людям так, как ты хочешь, чтобы они к тебе относились». У родных народов асов и ванов вражда не прекращается на юге. Асы во главе с Одином вынуждены сняться с родных мест. Оставлен кром Асгард. Ржа разъедает наши единые устои. Как ведали мы Перунову книгу, помните, что на юге, у Срединного моря, живут люди, цвет кожи их - земля, а глаза - ночь. Убежали они из страны искусных гор, захватили все богатства, не им принадлежащие. Вел их жрец, посвященный в тайные знания и мудрости, Моис. Посвящен он был шестнадцать веков назад, так как обманом был подсунут во дворец фараона. И используя тайные знания жрецов давно исчезнувшего народа атлантов, сильнейшей магией наслал страшный мор на народ Египта, которые приучали его народ работать на земле, чтобы прокормить могли себя сами и детей своих. Но не привык этот народ работать, в поте лица своего хлеб насущный зарабатывать. И сбежали они, захватив чужое добро, сгубив войско фараона. Взошел Моис на гору Синай и принял закон Божий - на двух камнях скрижали Свидетельства. Но не дождались его заблудшие овцы, во главе с Аароном собрали все сворованное золото и отлили себе Бога - золотого тура, тельца. Этот народ любит золото больше Бога и склонен ко злу до сих пор. Упрям этот народ, считает, что он богоизбранный. А читали мы книги их самого мудрого царя Соломона, жившего десять веков назад, познавал он сладость власти, сладость золота, которого в год ему добывали шестьсот шестьдесят шесть талантов, и женщин, которых у него было несколько сотен из всяких стран и народов, и все у него было это величайшая суета! Мудрого, как и глупого, не будут помнить вечно. Все будут забыты в грядущие дни, и мудрый умрет наравне с глупым. И тогда он возненавидел жизнь. Он отчаялся, и это считался мудрейший из мудрейших! Он даже не знал, восходит ли дух человека вверх. И ничего нет после смерти, да, это несчастный мудрец! Лучше выслушивать обличив от мудрого, чем слушать песню глупых. Но через множество жен и наложниц познал он в конце своей жизни богов истины и в этом оказался истинно мудр.

 А когда шесть сотен лет назад Навуходоносор взял народ Израиля в плен и увел в Вавилон, изнутри разрушили всю мощь Вавилона, и не знали сильные, как избавиться от подлых. Славят они Иагг, считая, что это только для них Вышний даст благи, а весь мир будет попираем их золотым тельцом. Что будут они через золото и подлость править над всеми.

 Но не понимает злое племя, что яггизм - основа ведического мировоззрения. Лад должен быть в семье, в нашем Роде и всех народах. И послан им, заблудшим, богами Вечный Странник, чтобы можно было вручить им утраченные знания. Об этом сказано в нашей Перунице-книге. Но вернемся к этому разговору к следующему заходу Ра. Поджидаем мы дальних гостей, наших Божьих кровей, от Персидской стороны, от огненного Заратуштры.

 Тонкая розовая полоска выткалась над водной гладью, где-то заплакала иволга. К Аравану тихо подошел Ярик, спросил:

 - «Диду, там раненый лежит, на охоте вепрь побил, потаскал его, из воев он, из конных асов, помощь ему нужна, а то уйдет дух его из побитого тела в мир света иного».

 Араван пророкотал:

 - «Пусть поднесут его наверх, к крому, а сам сбегай к пещере, возьми глиняный кувшин с водой мертвой, а с камня Алатыря возьми ту чашу яхонтовую, не разлей ни капли». Вои положили раненого, где указал волхв, тело было страшно порвано, хрипы сотрясали тело, раны были залеплены подорожником и стянуты льняными тряпицами. Араван склонился над раненым, преклонив колени, начал смачивать раны из глиняного кувшина, снимая тряпицы и листья, Ярик был на подхвате. Алый цвет зари заметался, и волхв повернулся навстречу, воздев руки. Воздух завибрировал от звука, исходящего откуда-то с низа живота - «Ааауууммм»... переходя в свист и в шелест слов: «Зарёй Иштар облакаюсь, матерью сырой землей обтираюсь, росой утренней, Божьей, живой умываюсь». И правой рукой брал горсть земли, и обтирал хворого воя, затем обмывал водой из чаши, повторяя весь обряд три раза. Ярик был шустрый малый и схватывал всё на лету, но и у него глаза полезли на лоб, когда он увидел, как раны затягивались и неяркий румянец, словно отблеск от зари, выступил на ланитах аса, дыхание его становилось ровное. Вдруг громкий крик «Урра, ура!» раскатился по всему бугру, отражаясь от воды, и яркий край светила стал медленно выползать на великую реку. Араван положил руку на плечо Ярику и шептал: «Кровинушко, вбирай всю силу, всю ласку и любовь Ра, оно входит в твои ладони и напитывает тебя, внука Божьего, шестую сотню зим живу, а красивее Света Божьего ничего не видел». Ярик чуял, как шар входит в его ладони, растекается по рукам, телу, совершая круговорот и очищая изнутри тело ясным огнем. Неведомая энергия наполняла человека. От этой силы росло и набирало силы все живое на земле. И столетние священные дубы, цветы и все разнотравье в поле. Но только волхвы могли аккумулировать эту энергию Ра на долгие годы, могли не принимать пищу несколько месяцев. Это была часть пути предельной простоты и чистоты Севера, их древней прародины. Раньше Ярик не понимал всего действа, видел и знал только глазами, не подозревая о тонких сакральных мирах и энергиях. Ему казались все наставления такими нудными и никчемными. Когда хотелось на уду потаскать рыбу в заводи и поплескаться самому, а Араван заставлял его сидеть почему-то под огромным дубом и пытаться открыть третий глаз, что-то видеть, настраивал на какое- то ясновидение. Ярик лукаво щурился и спрашивал: «Диду, а где твой-то третий глаз? У тебя-то их, как и у всех, два». То его гоняли по полям и оврагам, по чащам собирать разные травы, коренья, розовый ван-чан, а вечером, когда так хотелось наваристой щербы из стерляди, его учили варить разные отвары- зелья, соединять и изучать их; все это казалось ему скучным и ненужным. Но этим летом, когда и с ближайшего крома, и с дальних мест потянулись хворые оратаи и вой со свежими и старыми ранами, он почуял свою нужность, когда его отвары выгоняли лихоманку за одну ночь, когда Ярик под руководством старых волхвов возносил свои длани, напитанные силой Ра и энергией Звезд над хворыми, видя, как затягиваются на глазах раны, понял свою причастность и нужность. Но особо ему полюбились ночные беседы под звездами Божьими, когда Араван сказывал бесконечные были-истории о разных сторонах света, о разных временах, а иногда вещал и о том, что будет... О чем только не узнавал Ярик долгими ночами. Часто вскакивал, восхищенный: «Диду, ты знаешь-ведаешь обо всем на свете!» Араван прятал добрую улыбку: «Все ведают только боги, а я, внук их, помогаю донести путь предельной простоты и чистоты и лад в мире. Чтобы по белу свету не забывали изначальные заповеди своего Рода и не опускались на низкие животные ступени. Есть на заходе Ра град Рим, железной рукой завоевал полмира, когда-то создали его нашего Рода люди. Когда двенадцать с половиной веков назад эллины разрушали наш кром Трою, от рода Приама остался только сын его Эней, с малым количеством воев спасся он и долго скитался по великому Срединному морю, пока нашел новую Родину. И не Ромул и Рем, как легенда римская гласит, а наши пращуры на реке Тибр поставили кром Рим. Сначала помнили наших богов, славили нашего Купалу, правда, язык свой родной исказили за века и Купалу звали Аполлон. Но смешивались народы и забывали заветы предков. И здесь, Ярик, слушай мысль: ты каждый день хочешь есть и пить, это необходимость, а душу тоже нужно кормить, это великая необходимость. На рассвете мы встречаем Ярило. Что мы чувствуем? Любовь, восторг и энергию, которую ты учишься впитывать. А что есть любовь? Это «люди Богов ведают». И этим наш народ силен. А римляне, Ярик, о духовном забывали, главным видели материальный достаток, золото, рабов и железную армию, которая захватывала все народы и земли, чтобы достаток свой еще увеличить. И погрязли они в пороках, сластолюбии и разврате. А наш завет что гласит? «Всякое совершенное человеком здесь, на земле, вершится и отзывается на небесах - полях незримой битвы. А когда в народе угасает дух божий, начинается испарение примитивной жадности и избранности». Видел я на Купалу воду в нашей чаше заветной, а в воде той видел, что придется всему Роду нашему идти на Рим и силой исправить то, что в блуде бездуховном творят они, чтобы на небесах это не повторялось. И будет это через четыре века, железным вихрем пойдем мы от берегов нашей Ра-реки, собирая всех воев нашего Рода. Но у Рима, ведал я в той чаше, есть тайный враг пострашней нашего. И о нем мы будем говорить сегодня, почти все браты собрались со всех концов, где Богов наших ведают».

 Крутой спуск меж замшелых в прозелени меловых глыб - и вот берег, россыпь ракушек, а дальше груды гальки, обласканной волнами, и дальше - играющее под ветерком серебряной рябыо стремя Ра-реки. На запад от Урак-бугра, за красноталом - шлях, полынная проседь, истоптанный конскими копытами бурный придорожник, часовой камень на развилке, за ним - задернутая текучим маревом степь. С юга - загон, переходящий в камышовую заводь, а от нее - священная дубрава, в которой были дубы, которые даже Араван, будучи мальцом, помнил такими же косматыми, с раскидистыми кронами и корнями, как человечье тулово. На западе истухала заря, на поляне под самым раскидистым дубом горел огромный костер, дрова приносили издалека. В этой дубраве нельзя было даже сломить веточку. Вокруг костра посолонь сидело множество людей, кроме двенадцати волхвов были гости - двое берендеев с западных лесов в длинных белых льняных одеяниях, а также трое магов-звездочетов, пришедших из такого далека, о котором Ярик слышал только в Аравановых сказках, из самого персидского Ирана. Персидские гости и одеты были для расенского взгляда необычно: на голове у всех были белоснежные тюрбаны, здесь таких отродясь не видывали. Все тело покрывали длинные темные хламиды, а поверх них - красы невиданной парчовые накидки, шитые золотом лик Хорса и знаки мать-птицы Сва - свастики, лишь у старшего чародея борода была седая, длинная. Когда волхвы их встретили у края дубравы, встреча была настороженной, но глядя друг на друга, в воздухе повисли взаимное уважение и любовь, свойственные людям ариям. Когда передний маг заговорил, не все разобрали речь, лишь Араван, ведающий корни языка пращуров, слова видел родными, хотя слегка искаженные столетиями. Речь мага звучала торжественно: «Мы сами - арии и родом из земли Арийской... И луга получили, придя к раю травному. И сказал там отец наш Яруна, чтобы три сына его разделились на три рода и пошли на юг и на запад Ра-Солнца. И живем мы в царстве Парфянском, но корни Рода нашего ведаем и чтим. И прибыли мы по многим причинам - познать, не отошли ли мы от веры Вышнего нашего. Завтра, ведаем и чтим это, день его. Посвящаем мы его всегда Богу Единому». Волхвы радостно кивали и торжественно вместе с гостями направились к священной дубраве. Из предложенных угощений, хоть их было великое множество, и волхвы, и гости выбрали только янтарный тягучий мед в сотах, который был в изобилии в бортях в липовых рощицах, и напиток, который прел в бронзовом котле; розовые стрелы этого ванн-чана в изобилии росли повсюду в краях расенов. Этот напиток считался даром от богов, и сила его была чудодейственна. Напиток из котла, под которым рдели мелкой яхонтовой россыпью угли, наливал Ярик. Чаша с парящим из него напитком была столь красива и необычна, была из чистого злата, по окоему шла надпись, состоявшая из коловратий, черт и резов, причудливо переплетаясь, являлась гимном-славой богам. По бокам чаши искусно были вставлены каменья - лалы, смарагды и яхонты, а все поле вокруг каменьев было чудно выложено переливчатой сканыо, и звалась чаша братиной, потому что только братам передавалась по кругу. Терпкий, благостный запах струился по всей поляне, маги восторженно цокали языками, прихлебывая питие, которое вселяло и умножало дух Божий. И только тут Араван обратил внимание, скосив глаза, на двух незаметных людей. Они пришли следом за магами, но как-то умело не попадались на глаза. И сели не в круг, а как-то в сторонке, за плечами старшего чародея, тень, падавшая от дуба, скрывала неприметные фигуры, и глаза их цвета этой тени исподлобья, настороженно оглядывали все вокруг. Араван сразу учуял их принадлежность к семитскому племени. Кивнул Ярику, и он поднес им в берестовых туесках напиток. Ярик не понял их вопроса о кашерности напитка и вернулся к котлу, а они, брезгливо скривив губы, отставили туески в сторону. Араван вел беседу, речь его была торжественной, и слова лились величаво, как Ра-река.

  «Суть заключается в законах Прави, которые были даны Всевышним в Начале Творения. Всевышний сам есть закон. И одновременно в нашей Вселенной Он проявляется как Сын Закона. Имя Всевышнего - Всевышний. Имя Творца - Творец. Имя Сына Бога - Сын Бога. Он родил все сущее, потому Он - Род. Он выше всех, потому Он - Всевышний. Он сотворил земной мир и Сваргу, потому Он - Творец, Сварог по-нашему. В разное время Он сходил к нам - Крышнем, Вышнем, Дажьбогом, Колядой. Нисхождение Бога - суть Его сыновья, единые с Ним. Суть Его проявления в земном мире. Через свои образы Он являет нам Свою волю. Являет законы Прави. Однако следует знать, что каждое из названных имен - суть описание одного из Его качеств, а истинное имя Его, сочетающее все Его качества, -неизреченно. Следует говорить гак: имя Бога - Бог. Но мы называем Его и иными именами и так обращаемся к разным Его ликам, ибо Бог и Един, и Множествен. И в этом множестве ликов Бога дана Правь. Звездный Закон - это Правь, коей подчинена Явь, мир явный, и Навь, мир духовный. Само звездное небо - суть Правь. Расположение звезд, движение планет и светил подчинено Прави - единому для всей Вселенной Закону.

 Явь, Навь и Правь - это три сущности, три силы, три лика Бога. Явь - это наш мир, явленный Всевышним, рожденный Родом. Навь - мир духовный, посмертный, мир пращуров и Богов. Правь - эго мир, в котором пребывает Личность Триединого Бога до ее нисхождения в Явь, воплощения в земном мире».

 Волхвы одобрительно загудели: «Славим, славим, славим». Маги и берендеи также встали, и в глазах их светилась любовь и свет. Лишь двое в тени опустили глаза и что-то шептали себе под нос.

 На шаг вперед вышел старейший чародей и, склонившись, преподнес дары - в серебряном высоком кувшине была мирра, в пузатеньких - ладан, и отдельно поставил ковчежец, ведя речь, что здесь святые дары - книги. Открыв крышку, которую держали литые грифоны, по нашему суть Семарглы, с благоговением достал свиты, на концах прикрепленные к резным палочкам, были и пергамные книги из хорошо выделанной кожи, секрет выделки которой знавали только в кроме Пергаме, а также хеттские клинописные таблички. Речь его потекла плавно и звучно, почти понятна для расенского уха:

 - Чтобы не было забвения сакральных знаний из-за энергетической борьбы добра и зла, даны вам наши священные тексты Авесты и гимны Ригведы от индусов, шумерское сказание о Гильгамеше, есть тут семитские «Книги Исхода», «Второзаконие» Даниила. Все мы хранители знаний, Прави священный оплот устоев, чести и добродетели, отражающий натиск Зверя Бездны. Пять веков назад Рода нашего лучезарный Заратуштра ведал и прославил ипостась Единого Бога - Ахура-Мазды - бога добра, правды, разума, который создал мир. Враг его - Ангра-Маныо, между ними идет вечная борьба, в которой принимают участие и люди. Путь к преодолению зла -поклонение священному огню. Последний пророк Ахура-Мазды совершит над всеми людьми страшный суд, по окончании которого комета упадет с неба и растерзает землю, как волк овцу, огонь растопит горы, и металлы потекут из них, как реки. Все воскресшие люди должны будут пройти через эту огненную реку. Чистые пройдут безопасно, испытывая такое же ощущение, как от прикосновения к парному молоку, нечестивые, напротив, будут терпеть страшные муки, но только в течение трех дней и ночей. Вместе с грешниками будут мучиться сам Ангра-Маныо и его дэвы. После трех дней и ночей огненная река очистит даже ад, а обновленная земля будет абсолютно свободна от всего нечистого и вредного.

 Отблески огня благородно отражались на боговдохновенном лице чародея, глаза синими лазуритами светились из-под кустистых седых бровей.

 Слово взял опять Араван:

 - Все у вас идет по закону Прави, суть одна. Есть и у нас схожий, Егорий Божественный сокол, рарог-змееборец, защитник жизни от змея Тифона. Но кто будет верным победителем над злом? Кто вернет полное благо на землю. Потому что угроза сильна, и червь зла разъедает сердца темных людей, и злато дороже для них Закона Прави. Есть у нас в пещерах суть соль земли, Веды-знания. А также ведаю я книги Бытия, - и взглянул Араван прямым сильным взглядом на сынов Израиля. - И многого не понимал сначала, как это брат Каин убил брата Авеля?... Говорил Бог единый: «Если делаешь добро, то не будешь ли возвышен? А если не делаешь добра, то у входа подстерегает грех, и он захочет завладеть тобой, но будешь ли ты господствовать над ним?»

 И заключил он с потомством Ноя соглашение, и Ра-дуга напоминала ему о соглашении. Но что сделал сын Хам с отцом? А что сказал Авраам своей жене Саре перед Египтом? Как ему хорошо жилось за счет продажной любви жены его? И жена после этого не могла иметь детей и подкладывала мужу рабыню Агарь. И все продолжалось в том же духе, и это ваши патриархи?... Все погрязло в грехах у вас, и даже Бог не в силах переделать ваши злые сердца!..

 И встали саддукеи, не зная, как ответ держать, один из них, глядя куда-то в сторону, ответил:

 - Мы - богоизбранный народ, и Яхве заключил с нами соглашение, и заповеди даны были на горе Синай Моисею, и живем мы по ним. Ожидаем мы Мессию, о нем пророки все говорили. Даст он славу Израилю и величие над всеми другими народами.

 Араван, а за ним и все волхвы, рассмеялся и тихо по-отечески сказал:

 - Давал Бог вам заветы-наказы по всем мелочам в жизни, но давал вам их, как неразумным детям, и детям со злым уже сердцем, уже погрязшим во всех пороках, чтобы не несли Хамова извращения, чтобы не кормились за счет дочерей своих от продажной любви, как патриарх ваш - Авраам, чтобы не исходило от вас по всему свету испарение примитивной жадности и избранности. Путь к Богу это путь предельной простоты и чистоты. У нас есть Коляды - дар, по нему мы ведем летоисчисление от сотворения мира Всевышним, сейчас 5537 год. А где был тогда Авраам и народ Израилев? А сотворение мира есть сотворение письма-азбуки, мышление плюс речение, выходит, мир - и он сотворен и дан от Бога нам, внукам Божьим. У каждой нашей буквы есть понятия числа. Ведомы мне и ваша Тора, и как вы поставили себе целью сплавить греческое рацио с еврейским Откровением. И откройте вашу книгу не на греческом «Септуагинту», а писаную 22 сефиротами, где каждый сефирот соответствует числу. Вы нас обличаете, что у нас много богов, но он Един. А сами дали десять имен, возьмите главное, сокровенное имя по буквам - йод-хе-вау-хе, поставьте под ними числа, будет 10-5-6-5, итог 26. А теперь возьмите нашу молвицу - дар Бога, которой возраст 5537 лет, и сделайте то же самое с именем и числами. Имеющий ум и уши, сочтет, поймет и услышит, - Араван с доброй улыбкой, по-отечески, смотрел на левитов. - А мессия, которого вы ждете на белом коне, с мощью и небесным воинством, которое сокрушит ненавистный Рим, давно уже среди вас, а вы слепы и к Богу и к нему.

 Тут встал чародей, передав чашу с обжигающим напитком соседу, и мягкой походкой приблизился к Аравану.

 - Хотел я, браты, поведать: мы, как и вы, ведаем звезды Божьи и считаем путь их, а по ним жизнь людская движется. Сегодня издалека видел на вершине вашей большие камни, выложенные по премудрости Божией; у нас в земле магов стоят такие же, и ведаем по сакральным знаниям, как Ра движется по небосклону, какая звезда ведет к войнам, какая - к засухе, есть звезды - путь к рождению героев; вычислили мы от Полярной звезды по Млечному Пути: спустится герой от Бога, будет он у вас весной через 265 зим.

 - Ведомо нам это, будет он из рода Белоярова, - вторил ему Араван.

 - Но было одно чудесное знамение, - голос мага понизился до шелестящего шепота. - Высчитывали мы по книгам старинным нашим, что на заходе Ра, в земле ханаанской, родится младенец-царь и доброту человеческую от Бога будет вкладывать в сердца злые. И звезда необычная, яркая, покажет место, где он родится. И вот три десятка лет назад возникла звезда, которая двигалась, и хвост ярый был за ней. Двинулись мы за ней, почти два года шли мы, встала она над Вифлеемом. В пророчествах говорится, что он - спаситель мира, а звезда встала, и луч указывал на ветхую постройку, она оказалась яслями для всякого скота. Тогда в Иудее правил царь Ирод Великий. И думали мы в смятении, что младенец родился в его дворце. Направили стопы свои мы в Иршалаим, пришли во дворец и спросили: «Где родившийся иудейский царь? Мы видели его звезду и пришли поклониться ему». Ирод сильно встревожился, собрал всех старших священников и книжников, стал у нас выведывать, где родился Машиах - Помазанник, я отвечал ему, что в Вифлееме. Почуял недоброе, заглядывал он мне в глаза, слезно умолял, чтобы разыскали мы младенца и сообщили ему, чтобы якобы и он. Ирод Великий, поклонился Машиаху. Но видел я его глаза и сердце злое читал. Заверив его словами добрыми, быстро удалились из дворца мы, чуял я кровь большую, преступную, думал, нас хотят убить. Дошли до Вифлеема и, зайдя в ясли, увидели младенца и мать его Марию. Обрадовались мы, достали и поднесли свои сокровища, мирру, ладан и золото. Но золото то было необычное, а были эго пластины и знаки на нем о мироустройстве, раньше принадлежавшие египетским жрецам. Воздав хвалу, сделали обережение, защиту от злого. Выйдя из Вифлеема, чуя недоброе, видел я соглядатаев от Ирода, вынюхивали, злые сердцем. Отвел я им глаза, навел мороку в головы ихние, закрутились они с безумными глазами. А мы другими дорогами, заметая следы, двинулись в свои родные края. Позже настигла нас весть, что Ирод-царь велел зарубить всех младенцев в Вифлееме. Но сильный оберег мы выставили над семейством этим. Да! Вспомнил. Имя младенца Иешуа, на иврите означает «Бог, спасение». Долго не слыхали мы о нем. Но ходим испокон веков мы по землям своим и чужим, собираем и несем крупицы знаний Божьих, что дороже всего злата на свете. И стали от наших братов доходить слухи, что Иешуа собирает знания, любит умных людей, да, впрочем, он всех любит. А слыхали мы, что ноги его ходили и в Финикию и в Дамаск и уходил он на Балканы. Слыхали о нем и у индусов, и в Тибете. Пять зим назад был я в сокровенном месте, среди гор, вершины их подпирают небо; есть одна гора, Кайлас зовется, что я там ведал, какие чудеса, расскажу тебе, Араван, попозже. А вот беседуя со стражами пещер и ламами, был удивлен, что Иешуа они видели и удивлены были чистотой его помыслов, глубиной ума и пытливостью. А от купцов иньских, что шелк везут караванами, слыхал, что, проезжая Назарет, видели они Иешуа из колена Давидова. Но есть он простой плотник, правда со своими причудами.

 Араван в раздумье сидел, вперив взгляд в костер, который, как живой, причудливо изгибался, взлетал вверх, гулко трещал дровами и выдавал снопы искр, уходящих в темнеющее небо. Заговорил:

 - Есть в наших пещерах жемчужина среди книг - «Перунова Весть». Для нас это исток, родник с живой водой, которая течет по Ирийскому саду из небесной крыницы. Сию крыницу раскрыл Сварог, когда ударил молотком по бел-горюч камню Алатырю, вершина коего упирается в Полярную звезду.

 Крыница никогда не замерзает. Из нее растекается по небосводу звездное молоко. И это молоко - суть Млечный Путь, суть - Правь - Небесный Закон, коему подчинено Мироздание. И сей животворящий исток - суть сама Веда. Ведается в ней, я думаю, и об Иешуа: «Пошлют боги к народу с глазами цвета мрака Вечного Странника вернуть утраченный Завет с Богом, но заблудшие овцы поступят с ним по разумению своих злых сердец, убьют его. И по смерти его сделают его самого Богом. Извратят учение его и создадут религию, полную лжи и обмана. И до окончания этих времен Рыб будет столько пролито крови из-за споров по этой лжи, сколько никогда не было пролито во всех войнах этого мира».

 Араван замолчал,, и тягостное молчание повисло в воздухе, маги тоже задумались, Ярик суетился, подкидывая дрова и хворост в завораживающий пламень. Одного левита трясло, глаза его метались, но второй его уверенно поддерживал и шептал: «Помни молитву Шма, Господь выбрал нас, и это только наш Бог»... Хотя оба они выглядели расстроенными. И только вечные звезды сияли в небе. Дубы скрипели, и их скрип волновал и вселял тревогу в сердца людей. Араван заговорил, только когда небо стало светлеть: «Слушайте, браты, нет у меня точного ответа про него, про Иешуа говорится в наших Ведах, и он ли последний пророк по учению Ахура-Мазды? Но в Ведах сказано: убьют его овцы заблудшие. А воскресить можно только до истечения девяти дней и ночей. И только с помощью Бога через воду мертвую и воду живую можно поднять до срока сорока дней, дальше дух возвращается к Творцу в Ирийский сад».

 Левиты заголосили: «Не может плотник быть Мессией!!! И что может быть путного из Назареи. В пророках сказано и об Александре из Македонии, двурогий покорил полмира! А наш Мессия будет еще сильней, сомнет он римские мечи и прославит Израиль! Никого над нами не будет, кроме Бога, а под нами будут все народы».

 Доброта в глазах Аравана подернулась холодком: «Неразумные дети вы. Пророки и книги ваши верны, по... Всевышней явился вашим пророком в Яви, но ничего не дал знать о Прави и Нави. Единый проявляется в том образе человеку, насколько просветлен дух этого человека. Сколько раз Бог посылал вам пророков? Столько, сколько вы уходили с пути Истины. Мессия на белом коне, с небесным воинством вам не будет дан по состоянию духа вашего, больным овцам нужен лекарь, а не воин. У нас много заповедей для внуков Божьих: «идите через миры многие, познавая их и совершенствуя дух свой». Да! Живу я долго, но везде, куда дошли внуки Божьи - расены, нигде не видел я рабов, мы не понимаем, для чего они; наши вой брали в полон, но за выкуп отпускали, а рабом Божьим быть - для этого дух должен быть рабский. Наших богов мы не боимся, как можно бояться того, кто нас любит, кого мы ведаем, чтим и любим?

 А сейчас, браты, нам пора Ра встречать, славить, сегодня День Бога Единого и множественного, к заходу Ра на обряд жертвенный соберется народ окрестный, будьте и вы пред Богом, а пока отдыхайте, Ярик вас проводит».

 А теперь, любимый и уважаемый читатель, если ты одолел эти главы и тебе стало интересно, то давай оставим до вечера волхвов и их отдыхающих гостей и поднимемся на лебединых крыльях птицы-матери Сва и осмотрим, что творилось в мире в начале нашей эры, в тридцатый год. А на праздник Рода вернемся к вечеру, с наступлением темноты. В нашем понятии праздник связан с чем-то буйным, истерически веселым, а в последние десятилетия и запойно-дурманным. Но с времен наших пращуров праздники являлись торжественно-возвышенными событиями - спокойными и величавыми, достойными и несущими умиротворение, когда людские души как бы общались с богами. Это было единение с небесной высокой мудростью и пониманием, с божественным разумом, в которое составной частичкой вливались на время того подлинного праздника и ум-душа каждого смертного.

 Познание Высшего! Проникновение вселенской мудростью! Теперь нам сложно, а подавляющему большинству и вообще невозможно попять того состояния праздника, не угарно-хмельного, не ритуально-помпезного, а высоко- духовного и мудрого. Но оставим рассуждения, мощный взмах лебединых крыльев и мы, читатель, вознеслись над величавой Ра-рекой - остался внизу Ураков бугор - и направились на юг. В березовых перелесках заметили множество людей, они с превеликим усердием обрезали молодые ветви березы, прося у нее прощения, в день Рода - Бога Единого все растения и деревья набирали верши ну пользы, и соки матери сырой землицы отдавали всю меру сил сакральному древу земель расенов - березе. Это древо действительно было, есть и будет чудодейственным лекарством - панацеей буквально от всего, девица-краса закручинится по милому, затоскует да прижмется челом к стволу и обнимет его, запоет задушевную песню лебединую, какой нет краше на всем белом свете. И березонька, лаская кудрями своих веточек, щекотя своими сережками- бруньками, вернет Ладу и милого Леля в душу девоньки, и глаза ее, небесные озера, обдадут лучистыми искрами всех людей, и пойдет радовать и радоваться, раздавая тайную красу, поражавшую всегда всех чужеземцев. Но сейчас народ резал и вязал пахучие березовые веники для бань. Что за чудная, волшебная, исконно рубящаяся только на землях расенов баня! Это и песня, и эпический гимн, но главное - это Дар Богов. Это совсем не те мраморные купальни-термы, в которых предавались вакханалиям и разврату римские патриции, о ней не знал и греческий отец медицины Гиппократ. Это чудо было, есть и будет главным врачом, загадкой, которую не сумели и не сумеют понять люди, не ведающие Истинного Бога. Для арийского духа баня была не просто изба с печью, а великая наука, где каждая мелочь имела значенье. Когда шли в лес выбирать стволы, приглашали ведуна. И он сначала осматривал, ощупывал главу семьи-рода, затем всю семью, и шел подбирать дерева, простукивал-прозвапивал, определял возраст - чтобы соответствовал хозяину; когда ставили венцы, под них клал различные травы и только ему ведомые заговоренные обереги; порог ставили высокий, из осины, чтобы ни один злой дух не забрался, пока люди нагишом сидели на полках. С этой же целью под порогом закладывался топор, острием на улицу а половину, куда выходила печь-каменка, обшивали пластинами из липы, полок - из лиственницы. Что такое, когда на раскаленные камни выплескиваешь жбан ядреного кваса и первая обжигающая волна пробирает до самых костей, в дело вступают те самые березовые веники, ими поглаживают, ласкают, прикладывают, а потом выдают такое, с перехлестом да с оттягом, что кровь бурлит по всему телу. А хвори-болячки очень не любят баню, «бегут оттуда, ломая ноги». Ну и когда жар-веник пробрал насквозь, человек сползти с полка не может, его берут и выталкивают за дверь. И бежит он по снегу с прилипшими к одному месту листьями до обжигающей ледяным холодом купели-проруби, и, ухнув, прыгает. А выскочив с проруби, чует, что за спиной начинают вырастать- расправляться крылья. И так с полдюжины раз, а кто и до дюжины выдюживает. Вот что такое расенская баня! И научены внуки Божьи этому были Богами. Но оставим люд расенский собирать столь нужные для тела и духа веники березовые и, взмахнув крылом, оглядимся дальше. Чуть ниже, на юг по течению Pa-реки, живописно впадает, омывая, оглаживая у устья островок, небольшая речка, заросшая по берегам камышом. На левом берегу, у устья, расположился идеально ровным кругом кром Камышовая Вежа. Окружность где-то в триста саженей, четко выверенная и построенная по единому плану. Внешне выглядел он, как два заключенных одно в другое кольца мощных оборонительных стен. За ними расположены две, тоже кольцевые, улицы, дома которых изнутри прилепились к внешним стенам, а в центре расположилась площадь. Весь кром строго ориентирован по сторонам света, перед внешним валом паслись табунки необычных коней, крепкие, невысокие, необычайно выносливые лошади были крайне неприхотливы. За первой круговой стеной стояло дюжины две колесниц. В одном конце улицы, несмотря на теплую погоду, курились трубы и слышался веселый перезвон молотов и молоточков, начинался конец с кузниц, здесь раздувались кожаные меха, угли то краснели, то наливались добела в горне; на дубовых пнях посреди кузни стояли две наковальни, одна большая, другая меньше, для тонкой работы, рога наковален были разные, острые, один треугольный, другой круглый; мастер-кузнец был кряжистый, небольшой, сухой в кости, а вот подмастерье был, как вылитый из бронзы, русоволосый, с голубыми чистыми глазами, эти руки, державшие молот, могли легко разорвать волка пополам и пригнуть к земле голову огромного тура, кои в изобилии водились окрест. Мастер коваль был стоящий, клинки мечей акинаков у него выходили такие, что и брус железа рубил, как масло, и, дунув на волос, тот разлетался надвое. За такими клинками приезжали из дальних стран, говаривали, что знаменитые дамасские клинки они перерубали пополам, знавал мастер секреты-премудрости. Дальше находились медники, котлы, и выбивали на них солнечные знаки, по окоему буквицами резали славу Богам. Руду и медь привозили с юга Каменного пояса, с Аркаима, и других городов, коих было не менее двух десятков. Но самые известные два мастера работали в конце улицы, затейники-сканники. Скань - золотые, серебряные паутинки, ниточки, свитые-сканные в веревочки, выкладывались и спаивались в сказочные, затейливые узорочья. Что только ни творили рукоделышки- золотники: и височные украшения - колты и жуковинья с камнями-яхонтами на пальцы и гривны нашейные. А один мастер яхонтовый очень любил делать обереги, это была тайная обрядовая задача, только он мог вдохнуть в расплавленный металл дух высших сил и особо почитал Ладу. Знавал он Аравана, как, впрочем, и всех волхвов, сызмальства. У них и мудрость ведал. А с Арсшаном были они други не разлей вода. Был он ведовского зачатия, и роль ему была по жизни жреческая. Но любил он еще мальчонкой рукодельничать, все в нем уживалось, натура была напористой - это рвущаяся, бьющая ключом через край жизненная сила, требующая борьбы, движения, битвы. И тут же усидчивость, трудолюбие и изысканный вкус. Вдохновенный, он мог сутками сидеть над изделием, он его Творил, а потом, глядя в деле, и сам не верил, что на такое способен. Не был Гордий, а именно так его и звали, чужд и воинскому искусству, хотя и не был воем, которые жили только бранной славой. Но был он искусен в бою рукопашном настолько, насколько и в своем золотом ремесле. Часто вой и конные асы просили его показать ту или иную уловку. Но когда он крутил свою птицу Сва, коловрат, то никто этого ни понять, ни повторить не мог, ноги со свистом вылетали, описывая, то полукруг-дугу, то полный круг, то посолонь, то противосолонь, то по земле, сметая опешивших асов, то ноги вылетали вверх, сбивая яблоки с голов воев, которые ставили их на чело, не дотрагиваясь до волос. Как-то один заезжий вой из торков, не ведая, подставил голову в железном шишковатом шеломе, решил проверить. Снесло его, как вырванный дуб в ураган. Удар был страшен, шелом еле стащили с головы, он был весь покорежен, а торок лежал бездыханный. И если бы не Араван с его чудодейственной водой, за ним стремглав слетали на колеснице, то гулял бы торок по Ирийскому саду в Нави, в приделах пращуров. Гордий очень любил захаживать в кузню, к оружейникам, а они особо любили, когда он проверял клинки мечей акинаков, ладно ли лежит в длани рукоять, баланс и вес должны были быть выверены под хозяина акинака, под его рост, вес и силу. Пешему вою и конному асу клинки нужны были разной длины. Коннику клинок нужен на полторы длани длинней, удар наносился сверху, с оттягом, часто ас разрубал врага до конской спины, а асы смеялись, что они врагов делают в два раза больше. Враги частенько называли конных асов казаками, этим названием они гордились и сами так частенько себя величали. Изредка с берегов Меотиды наезжали за клинками в Камышовую Вежу девы-поляницы, в ойкумене их знавали как амазонок; бесстрашные и жесткие к врагам, девы-воительницы приезжали сюда с почтением, шли на поклон к Уракову бугру, чтили и любили богов, встречали всегда восход Ра, но особо почитали птицу-матерь Сва, между собой называли ее Анихита. Мужей и здесь они чурались, кузнецы над ними посмеивались, подначивали, а те, сверкая глазами, горделиво осматривали оружие, пробовали остроту клинков, цокали языками и щедро платили серебром и золотом. Независимые, гордые, они часто ловили на себе взгляды асов, но старались устанавливать отношения с асами, как с братьями. Единый раз, два поколения назад, матерый казак Егорий со своими братьями показывал удаль молодецкую, на скаку рубил яблоки, которые подкидывали вверх девы-поляницы, ас был красив собой. И много взглядов ловил он от дев своими голубыми бесшабашными очами. Лишь одна поляница не сводила с него глаз. А дошло дело до стрельбы из луков, и вызвала поляница Зара Егория, кто мечет стрелы вернее. Была она лучшей в воинских искусах на всем Меотском озере- море. Метали стрелы они с коней на всем скаку в древко копья, воткнутого в мать сыру землю. По семь стрел выпустили каждый, и древко лопнуло вдоль от четырнадцатой стрелы. Встали на берегу речки, и стали им подкидывать яблоки высоко вверх. Зара подняла свой лук, три яблока из трех упали пронзенные стрелами. Поляница довольно развернулась и залюбовалась лебедь-птицей, плавающей у берега. А Егорий нахмурился, тяжела оказалась задача, но взял он свой мощный, но легкий лук, был он справлен из турьих рогов, зазвенела тетива из сухожилия турова, и первое яблоко со стрелой упало к ногам Зары. Второе она поймала за оперение стрелы. Поднял казак лук в третий раз, натянул поющую тетиву-струну, да раздались встревоженные крики, степной коршун закружил над лебедыо. Заметалась белоснежная птица, а коршун сверху, выставив вперед страшные когти, падал в атаке со страшным клекотом. Тетива взвизгнула, и коршун, пораженный прямо в сердце, пал у прибрежной воды. А яблоко, взлетев, упало вниз целым, колчаны у обоих были пусты. Асы и поляницы засмеялись: «Егорий, ты проиграл». Но Зара подбежала к витязю, обняла его за шею и горячо зашептала: «И проиграл, и что с того, но ты завоевал зато мое сердце». А в глазах ее сияла и благодарность, и любовь. Лебедь-птица Сва подплыла и благом осеняла этих двух людей. Стали они этой ночью одним целым, слились их души под сенью крыльев птицы- матери Сва.

 Так и осталась Зара жить в Камышовой Веже, как было тяжко расставаться ей со своими девами, сколько скупых слез было пролито... Но корни она с Егорием пустила здесь крепкие, да какие корни, девы-красавицы получались-ладились через год, росли, хорошели, даже с савроматских земель приезжали гости посмотреть на чудо - казачьих амазонок. Но был у амазонок один старинный закон-право: мальчиков оставляли отцам, а девочек матерям, а второй закон - амазонка не имела права познать мужчину, пока не убьет хоть одного врага. Шли годы и потянулись девы в родные савроматские края к сродницам. Да пришла беда в дом, сгинул уже старый Егорий в дальнем походе, в чужих краях. И одна дочка Ясна осталась, несмотря на уговоры сестер, с престарелой, захворавшей матушкой. В невестах долго и она не засиделась, хранительницы очага, хозяйки дома звались вестами, а невеста - дева на выданье, только готовившаяся к продолжению рода. Очарована она того самого кузнеца - оружейника Силу, тогда еще .молодого, ясноглазого, но вырос он в домовитого, крепкого хозяина. Уже через лето родилась у них краса-дева Дара. Росла она необычной, вопрос крови, самое сложное в понимании поступков, еще малой могла спокойно играть, сидя возле кузни отцовой, и тут же ворваться в ватагу играющих ребятишек, вступить в свару и всегда выйти победительницей; драться особо не любила, но взгляд у нее был необычный: когда глядела в упор, то кулаки у ребят опускались и весь задор улетучивался. Как-то на шестнадцатое лето Даринка гуляла-резвилась за кромом в поле, да ребята затронули малого теленка от стада туров. Тут появился огромный, как гора, разъяренный вожак и понесся на группу людей. Всех парализовал страх. Вздыбленный загривок и налитые кровью глаза выглядели ужасающе. Уже комья земли из-под огромных страшных копыт летели на детей. Смерть была неминуемой. Но тут перед чудищем выскочила Дара. Глаза их встретились. Дара ничего потом не понимала, но очевидцы рассказывали, что бык остановился, как будто налетел на скалу, хлопья пены падали с разъяренной морды, прошло несколько мгновений, и глаза из кровяных потускнели и стали мутными. И вдруг передние ноги, как столбы, подогнулись, и голова со страшенными рогами ткнулась в пожухлую траву, глаза у Дары в этот момент стали из нежно-голубых ярко-зелеными. С тех пор на Дару все смотрели с уважением, а разозлить ее не хотелось никому. Еще с малых лет Даринка любила слушать Аравана, когда он заходил к ним. Любила повторять его слова. Все Аравана слушали с величайшим почтением, а она, тараща свои глаза, с великой жаждой понимания. Любимым ее выражением было «ибо кто корней своих не берег, своего сада не взращивал, будут питаться чужими плодами». Ясна с малых лет ее оговаривала: «Сама мала, а речь ведаешь, как старый волхв, не понимая сути». «Понимаю! Все понимаю!» - кричала малая Даринка.

 Гордий всегда, заходя в кузницу, кохал, пестовал дивчину, еще малой справил ей яхонтовые колтушки-сережки. Сколько у нее было счастья в глазах и, забегая наперед, еле доставая ему по пояс, звенела голоском: «Гордий! Вот вырасту - женой тебе буду!» Гордий смеялся: «Цветочек мой аленький, я на пятнадцать зим тебя старше, мала ты». А через несколько зим прошли Русальи праздники, и наступила Купальская ночь. Всю ночь жгли костры, прыгали через них, очищаясь от всякой скверны, с горок спускали пылающие колеса Числобога. А Гордий наконец-то, почти полночи прошаря в зарослях у речки, нашел огонь -цвет папоротника. Все девы и парубки завороженно глядели на чудо. Гордий, глядя на полную луну, промолвил: «В такую ночь огонь с водой венчаются». И подойдя к Даре, протянул огонь-цвет милой: «Звал я тебя с малых лет цветочком аленьким, ты и есть огонь-цвет, приду после праздника к Силе с Ясной просить отдать за меня, чтобы весь круг прокричал «Любо!».

 Через день в центре крома, на площади, шел гомон-веселье, а жил весь кром родовой общиной, единым целым организмом, решали житейские вопросы выборные старейшены, а на кругу право голоса имели только те россы, что выполнили перед Богом долг - продолжение рода. Главу выбирали только на случай военных действий, а в мирное время Родомат жил, как и все. Между собой асы его величали любый-батка, атаман, ведический меч атаме снимался со стены только в особых случаях или в поход. Любый-батка вывел на круг Гордия с Дар ой, взял их руки, повязан рушником, который с любовью вышивала Ясна. «Браты! Перед Богом спрашиваю, перед Родом, перед Ладой, будете вы вдвоем - единым целым?» В ответ на одном дыхании: «Да!» Круг грянул: «Любо!!!» Атаман повел молодых из крома за ворота, там стояла у кромки воды старая ракита, обряд состоял в том, что батько обводил за повязанные руки три круга вокруг ракиты. Потом подошли к великой реке. Клятва звучала торжественно. Перед Богом, перед водами Ра-реки, перед Матерью-землей и родительским хлебом клялись быть верными. И веселье понеслось на весь божий день. Столы ломились от яств - осетры, стерляжья уха, жареное на вертелах мясо вепря, куропатки и огромные дудаки томились в печках. Хмельной мед, брага, вино золотистое, из греческих колоний лилось рекой. Но молодые хмельное не пили, Гордий всегда помнил наставления Аравана: все, чего касалась плесень, не употреблять, будь то хлеб или вино, неправильно сделанное. Но больше всего Араван предостерегал о плесени духовной, она буквально разъедает все сознание. Но на нее была такая ведическая управа. Человек, чующий, что подхватил скверну, а это было почти всегда после военных походов, человек в кровавых схватках ожесточался, кушая вкус и запах крови, и дух становился ожесточенным, не готовым к мирной жизни. Но Веды учили, что духовная плесень бывает разной: жадность, отворот от корней Веры, ложь, пьянство, прелюбодеяние и зависть. А перед союзом двоих и подготовкой к продолжению рода также требовалось полное очищение. И иноземцы, не бывавшие в Камышовой Веже, никогда не могли понять выражения «очистить дух, пройти путь через уши на лоб».

 Но для расенов это был родной, домашний путь очищения. Heдалеко от крома, на заход Ра, стояли невысокие, но очень древние горы-близнецы, выглядевшие, как уши великана, и, проходя между ними, выходили на гору, как лоб. По старым преданиям, очень давно великан, огромный, ростом до небес, был невероятно злой и темный. Он возгордился и возжелал, чтобы ему принадлежал весь мир, и вызвал на битву Сварога. Долгой была битва, Сварог и огнем его палил, и хляби небесные на него выпускал, чтобы утонул великан, но нипочем ему все было. И стал он насмехаться над богами, но изловчился Сварог и ударил его огненной палицей по голове, вогнал его по колено в землю, второй раз приложился - по грудь ушел, ну а с третьего раза вогнал его почти полностью в мать сыру землю - Апи. Лишь макушка, лоб, да уши остались. Все темное и злое он притягивал, но Сварог в давние времена научил людей Рос приходить и особым способом снимать с себя все злое и плесень душевную: между ушами поставил он лабиринты из камней, человек шел по ним целую ночь в полнолуние, лабиринт закручивался в сакральную спираль и выходил к подошве лба. И человек в зависимости от груза печалей, какие его съедали, брал камень по величине зла и вносил или тяжело выкатывал его уже на заре, на самую вершину. На вершине лежал осколок от палицы Сварога и в нем, в углублении, вода - капля пота со лба Сварога; человек, искупавшийся в этой воде и разжегший костер, трижды перепрыгнув через него, встречал восход Ра. И был он душой и сердцем заново чист как дитя. А великан из-под земли взывал ко всем народам: кто его освободит-раскопает, тому обещал все злато на земле и власть под его началом. Расены слышали его стоны-зовы, да посмеивались, кладя ему на макушку камни, и забивали осиновые колья, собирая и отдавая все зло и плесень, и оставались, на удивление другим народам, чистые как дети и слово «честь» знали. Но доходили иногда стоны-зовы великана до дальних уголков земли, находили отклик в сердцах людей с глазами цвета Морены - ночи. Иходили-искали они по всем землям великана, обещавшего власть над всеми народами и злата всей земли. И сюда доходили- расспрашивали, но посмеивались люди страны Рос и хранили, не выдавая тайны.

 Вот в такой путь и отправились Гордий с Дарой, оставив пировавших, шли камушек положить да осиновым колышком лысину великану почесать. Всю ночь крутили да возвращались по спиралям каменным, освещала путь- дорожку полная луна. Лишь когда заря Марья проблеснулась по краям-перьям облаков, стали они подыматься на гору Лоб. Камушки взяли небольшие, души были у них чистые, ясные. Как искупались в чаше Сварога, Гордий развел костер, забил в темя осиновый кол, стали через пламя сакральное, очищающее прыгать, вдруг как из земли возник Араван. Дара вскрикнула: «Ой, дядько, напугал, а мы до тебя собирались, на Урак-бугор». Гордий очень любил Аравана, обнял его: «Ты, ясно, из земли выходить можешь?» Араван улыбался, глаза, как всегда, излучали свет небесный, но с некоторой неохотой объяснил: «Ход подземельный идет от Уракова бугра, вы даже не догадываетесь, что Урак- бугор весь, как соты пчелиные, на такую глубь уходит, а там в нем хранится вся соль - мудрость Божия и людская, книги от Рода нашего и каменные, и кожаные-пергамные, и на бересте, да на папирусе. Есть Перунова книга на пластинах златых, но вам ведать об этом ни к чему, а вот сегодня же после захода зачнете сына, звезды так ведают, в честь Ра, Ярилой назовете, а как подрастет, к себе его заберу, на то воля Божья». И исчез так же.

 ...Так Ярик и оказался у Аравана на Ураке-бугре, соль-мудрость познавать.

 Наутро Гордий проснулся позже всех. Разбудило его громкое, как в весень, чулюканье воробьев за наличниками окон и застрехами крыши. В щелях ставней пылилась золотая россыпь солнечных лучей. На площади звонили в бронзовое било. Гордий вспомнил, что сегодня великий праздник, день Рода - Бога Единого и Множественного. Дары не было рядом с ним, но постель еще хранила тепло ее тела. Она, очевидно, встала недавно.

 - Дара! - позвал Гордий.

 Вошла помощница

 - Кого требуешь Гордий?

 - В дверь кликни Дару. Она что делает?

 - Стряпает пироги разные, с маманей Ясной, зараз придет.

 Дара заглянула, от сумрака зажмурилась.

 - Проснулся, родной.

 От рук ее пахло свежим тестом. Гордий, привстав, обнял ее.

 - Пироги поспеют, да вон било звонит, надо с народом на Урак-гору собираться.

 - Одежду новую, льняную, расшитую наденешь?

 - Ну ее, - Гордий отмахнулся. Но Дара упрашивала неуступно:

 - Надень! Араван будет доволен, а то вся краса по сундукам валяется.

 Гордий надел обнову, повесил на жилистую шею золотую гривну. И когда глянул на себя в бронзовое отполированное зеркало - почти не узнал себя: высокий, широкоплечий, золотая гривна подчеркивала его происхождение, высокородный расен глядел на него двойником.

 Дара не сводила с мужа влюбленных, горячих и затуманенных глаз. Сели за стол, ели, как и всегда по праздникам, сытно и много. Щи с бараниной, сменила курятина, пшенная с коровьим маслом каша, блинцы с каймаком. Наевшись, вышли на улицу. Изжелта-белые, грудастые, как струги, тихо проплывали над Камышовой Вежей облака. В вышней заоблачной синеве, прямо над кромом, недвижно висел седой курчавый каракуль перистой тучи, длинный хвост ее волнами снижался и розово серебрился где-то над горами Ушами. Народ выходил из ворот крома и тянулся к Ураковой горе. Дорога была не ближняя, на полдня пути. Но к святилищу шли люди со всех сторон. Батько-любый обогнал на колеснице группу асов, покрикивая: «Гей, не вздумайте к зелью прикладываться, под очи к Богу идете!» А сам, отвернувшись, прилабунился к фляге с хмельной медовухой.

 Гордий с Дарой шли пешком с большой толпой по шляху через поля, переходящие в степь, и перелески, шли, прикрытые малиновой полою вечерней зари. Гордий затянул старинную песню, тягуче тоскливую, как одичавший в безлюдье, заросший подорожником степной шлях. Дара, пристроив голову на выпуклое мужнино плечо, вторила. Старейшины, приотстав, следили за песней:

 - Ишь, ведут складно.

 - Любая песня, старая, с Кавказского похода, эх, зим полтора десятка назад дело было.

 - А помнишь, Гордий с другами какую рубку устроили, втроем больше согни языгов в капусту покрошили.

 - Да, ухватист он по части мечом вертеть...

 Через пыльный багрянец заката стали приближаться к священной дубовой роще, что перед Урак-горой. Выйдя на поляну к свят-дубу, увидели Аравана и несколько волхвов. Они только что совершили требы над сакральным пламенем. Араван стоял под дубом, сумрак скрывал его фигуру, лишь отблески пламени плясали по его мудрому лицу и льняной длинной одежде, в одной руке его вилась-змеилась заплетенная в косу сыромятная плеть, другая длань крепко сжимала отблескивающий тусклым, черненым серебром трезубец. Прямо над его плечом, на нижней ветке дуба, сидел, развернув крылья, огромный филин. Взгляд филина завораживал, он не мигая, пристально смотрел на подходивших. От всей фигуры хранителя Прави веяло волшбой и высшей мудростью, которая окутывала и возносила Аравана на такие высоты, что многие боялись поднять на него глаза. Когда поляну заполнил народ, Араван вышел вперед, ему поднесли большую чашу с освященной сомой, приготовленной из пророщенных зерен пшеницы, зажгли сому, она горела голубым пламенем, и Араван, окуная серебряный трезубец в чашу, зашептал заклинания, выводя горящим трезубцем на воде священного источника резы-руны-спирали. Заклиная все злое, волхв по горящим рунам сек длинной плетью, наконец закончил хвалой, освятив сакральными рунами, горящим на воде, именем Бога. Людям простым те руны были неведомы, но вода, которую набирали в глиняные и бронзовые ригоны, обладала поистине чудодейственными свойствами. Волхв отошел, а весь народ потянулся за водой, набирали много, впрок, водой лечили хвори, освящали жилье, брали с собой в дорогу вместе с горстью родной землицы.

 А тем временем весь народ стал браться за руки, и бесконечная цепь пошла выводить замысловатые спирали вокруг горы. Единый дух завораживал и наливался одной мощной энергетикой. На гору поднялись двенадцать волхвов, Ярик подбрасывал дрова в четыре костра, которые полыхали вокруг самого святилища. Огорожено оно было высоким, в два роста человека, частоколом, ворота стояли распахнутыми на четыре стороны света, внутри у восточных ворот лежал огромный камень Алатырь, сосредоточие всей энергетической силы, монолит, с боков весь обросший мхом; сколько миллионов лет он здесь пролежал, сколько событий пронеслось над ним, но он всегда, от сотворения мира был сосредоточием энергии космоса, звезд и незримой нитью всегда был связан с Творцом - Богом Единым и Множественным. Сегодня монолит слегка светился изнутри, и тихий гул исходил из него, вибрировал и винтом уходил вверх, в небеса. В середине святилища находилось капище - кродо, представляло собой круг в десять локтей, выложенный из отесанных камней, с четырьмя выступами кубической формы, определенных по сторонам света, высотой где-то в полтора локтя; в самом кродо возвышались венцами сложенные целые стволы сосновые. Вокруг стояли ритоны с певой - живой водой, принесенной и смешанной из семи источников. На самом Алатырь-камне стояла яхонтовая чаша, таинственно мерцая от света первых звезд. А перед западными ворогами, чуть на возвышении, стояло кругом чудодейственное сооружение, величественные мегалиты высотой в три с лишним роста человека, вкопаны были по два рядом, а на них поперек лежал третий камень, расстояние между ними было разное, и во всех камнях были просверлены отверстия на разной высоте и разного диаметра, внутри круга стояли на треножниках полированные бронзовые зеркала в определенном порядке. Простой люд не мог понять, что это и для чего. Лишь четыре раза в год, в дни солнцестояния, Ра, вставая в зенит и проходя по всем отверстиям и просветам, отражаясь oт зеркал, закручивалось и вертелось знаком Матери Сва, вызывая восторг и почитание всех людей; но это не все, свет Ра, вертясь все быстрее и быстрее, заставлял немного поворачиваться необычное огромное колесо, стоявшее строго посередине. Это чудо звали по- разному - Сварога Коло и Коляды Дар. В круге было много колес, верхнее - с мореного дуба, изрезанное расенскими молвицами, другое было составлено из кости мамонтов и инкрустировано серебряными буквицами; дальше шло серебряное украшенное золотыми рунами и золотой диск, разделенный от центра стрелами, по кругу на концах стрел были вставлены-закреплены в оправы двенадцать разных камней самоцветных, здесь были лалы, и зеленели смарагды, каплями крови сверкали яхонты. Но вся волшба была в том, что каждое колесо показывало и месяц, и год, сезоны посева, жатвы, и век человечий был означен в его сто сорок четыре года.

 Но особо ожидали дня, когда начнет вращаться Сварожье Колесо, начнется новый отсчет времени. «И вот Матерь Сва поет о Дне Том. И мы ждем Время Это. Завертится Сварога Коло. Это время по песни Матери Сва наступит». Повернется Небесный круг, и настанет Лютая эпоха Рыб. Ведали волхвы, что будет эта эпоха, полная лжи, войн, много крови прольется, оттого что плесень духовная обуяет сердце завистливых людей.

 Вокруг Урак-горы загорелось множество костров, народ завертелся вокруг них, обнявшись за плечи и вертясь противосолонь, люди набирались энергией Рода, а по ходу Ра, наоборот, набирали спокойствия, умиротворения. Но постепенно стали все подтягиваться к святилищу, входить вовнутрь имели право только посвященные. Возле мегалитов и Коло Сварога встали маги из Парфии, старший, Мельхиор, с восхищением рассматривал сооружение, другой, Валтасар, сняв с себя священный плетенный, трижды обернутый вокруг судры шнур - кусти, мерил мегалиты, отверстия, высоту расстояния, что-то высчитывал и диктовал третьему, Каспару, который записывал на вощеной дощечке. Потом собрались и пришли к выводу, что выверено все идеально и соответствует их зороастрическому золотому священному кругу времени. Затем, омыв от пыли лицо, руки, ноги из ритона водой, подготовились к молитве, развязав священные пояса-кусти, вытянув, держа двумя руками перед собой, изображая себя в присутствии Создателя. Взгляд их был устремлен на огонь - символ праведности. Вместе они истово молились Ахура-Мазде, вознося все его добродетели, потом проклинали Ахримана, Валтасар презрительно при этом махал концами пояса, потом все завязали пояса и продолжали молитву. Из ворот святилища появился Араван.

 - Сегодня день величайший, все мы стоим тут под очами Божьими и Правь - мир Бога - славим - суть есть православия. Идите, люди, через миры многие, познавая их и совершенствуя Дух свой, но возвращайтесь всегда к своим корням, и вы откроете врата в Правь - божественный мир. Сегодня Небесная Сварга открыта. Наша прародина, оставшаяся на севере, обладала недостижимым волшебством и знанием Природы. Она оставила нам, свои реликвии, магические алфавиты. Заветы нашего Рода - наши питающие корни. Вера - священный оплот устоев, чести и добродетель, отражающая натиск Зверя Бездны, - муж Правый восходил к святилищу и рек о том, как идти по пути Права, и люди знали, что слова его с деяниями совпадают. Рек он об обеих сторонах бытия. - Явь это текущее, то, что сотворено Правью. Язычество - отрицание Всевышнего - одна из главных опасностей для ведической веры и людей Рос.

 Помните, люди Родов Расы Великой, что богатство и процветание древних Родов наших изначально заключено в малых чадах ваших. Коих вам надлежит воспитать в Любви, Благости и Трудолюбии.

 Славьте Рода - Бога Единого и Множественного, от того мы суть славяне.

 Громом голосов отозвалось и раскатилось вокруг горы:

 - Славим! Славим! Славим!

 Араван подал знак, и снизу повели к святилищу огромного белого, без единого пятнышка и изъяна жертвенного быка. Жертвенные животные по закону - кону Божьему - должны были быть без изъянов, без пятен, не больные. И люди привели множество овец, ягнят, коз, вереницей вели следом за белым быком, который чуял неладное, мотал огромной рогатой головой, рыл землю копытами, но с двух сторон на цепях его вели мощные силачи - осилки, по двое с каждой стороны. Когда быка ввели в ворота, затейливо украшенные резьбой и изображением птицы Сирин, и подвели к кродо, Араван усыпляюще положил свою длань на глаза и нос животного, тот мирно засопел, и тут жрец молниеносно сверкнул острейшим скрамасаксом - ритуальным ножом из черного железа. Двое волхвов тут же подставили широкий жреческий котел под пенящуюся струю почти черной крови. Передние ноги быка подсеклись, но натянутые осилками цепи не давали пролиться на землю ни единой капле крови. Через некоторое время в дело вступили еще четверо волхвов с двухсторонними топориками, и скоро все мясо животного лежало на четырех каменных выступах, каждый посвященный своей ипостаси Бога Единого. Потому что вой, славные своими воинскими походами, предпочитали приносить жертвы Перуну, оратаи наимудрейшему Велесу, другие Дажьбогу - подавателю всех благ Внукам Божьим, четвертые Световиту - защитнику жизни.

 Затем Аравану поднесли другой котел, полный освещенной сомой, тем временем волхвы выложили жертвенное мясо на сложенные венцом бревна. Араван, взяв горящий факел и обходя с четырех сторон, зажег кродо. Пламя, лизнув края бревен, занялось, загудело. Араван щедро поливал огонь, черпая ковшом сому, отчего огонь еще быстрее набирал сакральную силу и жертвенный дым, дразня запахом жареного мяса ноздри собравшихся, заворачиваясь клубами, уходил вверх, куда и предназначался. Муж Правый дал знак, и волхвы, с трудом подняв котел, вылили кровь в центре кродо, сдобренного сомой, там все заскворчало, и резкий, круто завинченный дым резко взлетел, растворяясь в темноте, к небесам. Маг Мельхиор со спутниками в восхищении взирали на священное пламя. Очищающий и соединяющий с миром Прави сокровенный пламень был верхом осознания Божественной красоты. Все волхвы разбились на четыре входа, принимая жертвенных животных, а Хранитель Прави оставил их, подошел к бел-горюч камню, тот был раскален внутренним жаром, плеснув на него полный ковш сомы, которая тут же вспыхнула ровным голубым пламенем, несмотря на это, босиком восходил на самый верх, взяв яхонтовый сосуд, вознес его на вытянутых руках, молвил что-то неслышно, и его заговор сливался с гулом Алатырь-камня. И когда воздух стал вибрировать и звенеть вокруг Хранителя, стал сгущаться молочный, подсвеченный неземным светом туман. А сверху из темноты, с небес стало опускаться облако столбом, постепенно окуталась голова, руки с граалем, одно время были видны только ноги, но и они исчезли вместе с камнем. Сколько это длилось, никто не ведал, все было вне времени. Потом облако стало светлеть. И многие потом говорили, а ничего не слышали. Вибрирующий, всепроникающий глас все же был:

 - Любо, Хранитель Мой, соблюдай Род Внуков моих в чистоте, и буду с вами я всегда.

 Облако стало уходить, рассеиваясь, к Pa-реке, на камне никого не было, он стоял одинокий, пустой, побледневший. Все вокруг были в оцепенении, потом стали вертеть головами в поисках Аравана. Костры с требой стали затухать, лишь в середине святилища еще пламенело, потрескивая последними приношениями, ячменем и пшеницей, кострище. На востоке уже стало сереть небо, волхвы заканчивали все ритуальные действа, все были под огромным впечатлением. Волтасар до сих пор стоял как окаменевший, нижняя челюсть тихонько тряслась, Мельхиор его теребил за концы пояса-кусти и делился восхищенными восклицаниями. У расенов лица были величаво торжественны, лишь легкая тень от тревоги за исчезновение Хранителя пробегала в их очах. Иудеи находились обособленно, один из левитов лежал ничком на траве, и тело его содрогалось от рыданий, другой его успокаивал, но в глазах было отчаяние:

 - Что же это за народ такой? Яхве приходит к ним ко всем, хвалит Род их. У нас в «Книге Исхода» сказано, что на Синайской горе Иаг являлся в облаке только одному Моисею, а другим, даже брату его Аарону, запрещено было близко к горе подходить. Ведь скажи, мы же богоизбранный народ, с нами Завет заключен. А этих людей Бог называет своими внуками, гак неужели они Сущего знали всегда?

 Какое у этих двух было горе, никто из окружавших их не мог понять.

 Тем временем утренняя заря начала окрашивать края облаков, и легкий, призрачный туман полз по водной глади притихшей величавой реки. Весь народ придвинулся ближе к берегу, чтобы встретить восход Ра, несмотря на большое скопление людей, в предутренней дымке стояла полная тишина. Вдруг Ярик вскрикнул, указывая рукой вперед.

 В разливах тумана, прямо по зеркальной глади воды шел к берегу Хранитель Прави - Араван, в длани его была ветка золотистой Омелы, вокруг его, величаво изгибая шеи, плыли, провожая, семь лебедей. Гул восхищения и изумления стоял на берегу. И тут первый луч Ра скользнул по белой длинной одеже Хранителя. Раскат «Урра, ура, ура!» прокатился по водной глади. Кого больше встречали-величали люди Рос - Хранителя в окружении ипостаси Птицы-Матери Сва или нарождающий алый диск, было неизвестно.

 Хранитель сидел на самом краю горы, лицо его, несмотря на прошедшее торжество, было сосредоточенным, глубокие переживания и чувства отразились на его челе, вертикальные морщины пробороздили его. Услышав сзади шорох, медленно повернул голову, Гордий с Яриком не спеша подходили к нему. Гордий смотрел на него ясным, чистым, но пытливым взором, он был настоящим, преданным младшим другом Аравана. Ярик, подойдя, гладил волхва по плечу:

 - Диду, что ты задумчивый такой? А? Да, еще, диду, я сегодня так долго пробовал пройти по воде, да вот незадача, чуть не утоп, научишь меня, а?

 - Только вера тебя научит, Ярик, и тогда и по воде, и по огню пройдешь, и подняться над землей сможешь.

 Гордий присел рядом:

 - Скажешь, что тебя гложет? Если помощь нужна, ты знаешь, я на край света за тобой.

 Араван мудро и грустно улыбнулся, прищурился и молвил:

 - Друже, у вас с Дарой в доме то аисты на крыше гнездо совьют, то голуби воркуют, а воробьи застрехи заняли. А отчего это? Лад у вас в доме живет, на радость Богу семья ваша. Да разве, Гордий, можно тебе оторваться от такого счастья, хотя то, что мне предстоит, твой крепкий локоть не помешал бы. Всевышний сегодня к себе призывал, тяжелую ношу мне предназначили, осилю ли, то не ведаю.

 - Так проясни, Правый, что предстоит?

 - Будущее мне сегодня было явлено, показано, какие трудности предстоят родам всем нашим. Вот двое иудеев пришли к нам, что они выискивают в землях наших? Такая плесень идет от их народа, хотя вся земля их находится под пятой арамейской. Но вынашивают они мечту о мировом господстве через веру, через злато. В дальнейшем будут они нашу Веру хулить, оболгут и каленым железом выжигать будут. Больше всего они боятся чистоты, правды помыслов наших, зеленеют от злости, что Внуки мы Божьи. Будут хулу возводить, что истуканам деревянным да каменным мы поклоняемся. Послал Всевышний от себя Светлого Странника Вечного, чтобы привить им человеческие ценности, выправить путь их к истине. Но как он их очистит от злого, как уничтожит всю плесень, может и сам сгинуть. Дан урок мне... Пойду на тяжелый труд, опасностей полный, от изгоев Род свой сохранить, пойду в логово их, Иршалаим!

 Пауза затянулась, превратившись в мертвящую, тяжелую, липкую тишину. Как будто свинец придавил всех троих к земле, и чем-то липким и мерзким опутывал их.

 - По-любому, Правый, я с тобой, это смысл жизни, - хрипло, надтреснутым голосом молвил Гордий.

 Ярик растерянно стоял и широко открытыми очами взирал, осознавая сказанное Аравапом. И тут голос его зазвенел на удивление крепко и уверенно:

 - Хранитель, Ты меня учил всем премудростям, заклинаниям, силой взгляда я уже отодвигаю небольшие камни. И для чего это мне все без тебя? Ты не думай, что я малый, для нашего Рода я и скалы раздвину и по воде аки посуху пройду. Кто будет рядом, а вдруг даже ты сильнее сильного споткнешься, а я буду тут как гут. Да и батьку редко я вижу, в пути буду также акинаком-мечом учиться владеть.

 Правый обнял Ярика за плечи:

 - Вижу, ты сейчас повзрослел на глазах, но тебя ждет изучение священных книг в тайных пещерах, а со мной в дальний путь должно быть или трое, семеро, девять или двенадцать человек, это число магии, но я думаю что три - число святое, да и заметно не особо, не на войну чай с войском пойдем, а скрытно, чтобы мы все ведали, а чужим глаза отведем, но ты, Яр, останешься, сомнения у меня, да и матушка Дара опять же...

 Но Ярик встал и начал молиться, да так истово Перуна просил, плакал и опять просил...

 Тут резко стала собираться гроза. Над Ураковой горой стала бурая туча. Ра-река, взлохмаченная ветром, кидала на берега гребнистые частые волны. За рекой палила небо сухая молния, давил землю редкими раскатами гром. Под тучей, раскрылатившись, реял коршун. Туча, дыша холодом, шла вдоль по реке. С запада грозно чернело небо, степь выжидающе молчала. Перед горой колыхался серый столбище пыли. Спокойный месяц червень показывал свой норов, отягощенную внешней жарой землю уже засевали первые тяжелые зерна дождя.

 И туг неожиданно из-под обрыва вылетело три огненных Перуновых шара, зависли и двинулись прямо на людей, зрелище редкое, необычное ввело в ступор всех, кроме Хранителя, он выставил перед собой ладонь и спокойно, выжидательно наблюдал за Перуновыми посланцами, почуял добрую улыбку из великого Издали. А они тем временем взлетели вверх, повисли над головой Ярика, стали выписывать замысловатые фигуры, танец огненных шаров начался плавно, но, набирая скорость, превратился в сияющий смерч. Толпа людей смотрела издали с опаской, было страшно, россы знали: с Перуном шутки шутить - себе дороже... Сплошное кольцо над челом Яра сверкало, вибрировало и вдруг все взлетело и враз скрылось с глаз. Парень стоял онемевший, завороженный и вдруг рухнул как подкошенный.

 Издалече по косогору бежала, что-то крича, Дара. Подскочила, сразу схватив у запястья длань, живчик еле-еле пульсировал: «Ну что же вы стоите, давайте в Мать Сыру Землю прикопаем, ведь верное средство от Перуновых стрел». Хранитель спокойно поднял чашу-грааль, опустившись на колено, нажал у Ярика одну за другой чары, суть роднички силы, снизу, от паха, потом на два пальца ниже пупа, дальше под грудыо, сплетень Ра, потом ложбинку под горлом, между ключицами, затем плеснул из чаши певы-воды между соболиных бровей и, приподняв аккуратно голову, на родничок - силы соединяющий с Правью верх головы. Юноша открыл глаза, вдохнул несколько раз глубоко, сел. Хранитель внимательно глядел ему в очи: «Не то провидение Божье было, Перуновы посланцы силу ярую давали избранному». Ярик встал, слегка пошатываясь: «Дид Правый, я Роду нашему принадлежу и за ради Прави с тобой пойду на край света, хоть гони меня, хоть бей-убей, а я по следу твоему ночами пойду, а польза от меня будет».

 До Дары смутно стало доходить, что по какой-то страшной, неведомой причине предстоит разлука с самыми любимыми кровинушками.

 - Два солнца стынут, о Бог мой, пощади одно на небе, другое в моей груди.

 Гордий обнял милую, успокаивал и, как мог, объяснил ей, что за урок Божий им предстоит. Глаза девы потемнели: «Мне синь небес, очей любимых синь, уж скоро звездная в небе застынет вьюга».

 Вечерело, все спустились к стану, у залива, с краю священной дубовой рощи. Разложили всяку снедь да развели у самого брега костер. Сидели, обмениваясь репликами о дальнем пути, как уже о чем-то решенном. Ярик сидел у костра, подкидывал дрова и выглядел каким-то другим, повзрослевшим, и взгляд, да и все внутреннее содержание были наполнены одухотворенным светом, но он еще не привык к своему новому состоянию и как бы больше приглядывался, изучая себя внутри. Он чуял, что стал понимать язык птиц, деревьев, воды, протягивая руки к огню, он стал понимать суть его стихии, и огонь, изгибаясь языками живого пламени, сам тянулся к нему.

 - Диду, если у нас есть немного времени, я хотел бы прочесть-понять книги сокровенной премудрости, мое сердце просит знания - веды Рода нашего.

 - Ну, Яр, на все познания книги и жизни никакой не хватит, но Бог Единый дает срок жизни длинный, если твоя жизнь идет во славу Божию и необходима народам нашим, ты как бы отдаешь в жертву жизнь свою в Яви и соединяешь в гармонии людей с Богом, в этом высшая жертва. И Макошь будет прясть серебряную нить твоей жизни столько, насколько получит наказ от Сварога.

 Простые, но по силе воздействия слова Аравана подымали слушателей на такие высоты познания, очаровывали и пробуждали силы... Древним шепотом молвил Хранитель: «Ведаю в Солнце Завета, вижу я зори вдали, ждем мы вселенского света от нашей Расенской земли. Но скоро час настанет, и мы уйдем из дома, из нашей Расенской любимой земли. И онемеешь ты, Яр, от удивленья, ты узришь новые миры - невероятные видения, создания Божьей игры».

  «А тебя, Дара, я научу видеть нас в воде певе, где мы, в какой дальней дороге. И будешь ты - дева, облаченная в лунный свет, в полнолуние иметь с нами связь. А назавтра поутру езжайте в кром, пусть Гордий подбивает хвосты, дня три, думаю, хватит, а Яр пусть побудет в пещерах сокровенных, я волхвам дам наставления, чтобы зорко блюли Закон Рода».

 Темны ночи в червень месяц на Pa-реке. На аспидно-черном небе в томительном безмолвии вспыхивают золотые зарницы, падают звезды, отражаясь в текучей быстрине реки. Со степи сухой и теплый ветер несет к Ураковой горе медвяные запахи цветущего чабреца, а в затоне пресно пахнет влажной травой, илом, сыростью, ухает филин, и прибрежная священная дубрава, как в сказке, вся покрыта серебристой парчой тумана. Яра Хранитель поднял еще затемно: «Пойдем, пойдем, взрослый малый, Веды зовут-ждуттебя».

 Спустились они от затона, по берегу под крутым обрывом прошли, что Урак-гора нависла над нами. Немного поднявшись вверх, остановились перед отвесной скалой, Хранитель проник в незаметную щель между двумя седыми валунами, сделал неуловимые пассы, плита внутри сдвинулась в сторону, взяв Яра за руку, вошел вовнутрь. Небольшой грот дышал прохладой. Ярик удивился, увидев светочи по стенам, дававшие неяркий ровный свет, и ступени, уводящие вниз.

 - Диду, а кто зажег их, ведь в них надо масло или жир подливать?

 - Нет, ничего в них не надо подливать, это вечный огонь Божьей благодати, он потухнет, только когда его вынесут отсюда.

 Они долго спускались вниз, иногда каменные ступеньки были выбиты, и Араван ворчал: «В лестнице познания и так много выбитых ступеней, и одна без другой бесполезны».

 Наконец каменный спуск стал выравниваться, и в конце пещерного коридора завиднелась замшелая, тяжелая дверь.

 - Сейчас, не пугайся! - прошелестел древний шепоток, отдаваясь под нависшими сводами; не успел шепот раствориться в сухом прохладном воздухе, как какой-то неуловимый, тяжелый шорох раздался и спереди, и сзади. И - о, ужас! - холодный немигающий взгляд уперся Ярику в очи, страшная узкая морда переходила в мощное тулово, минимум в два роста взрослого человека; извиваясь кольцами, аспид сверкал полированными чешуйками, шипение густо повисло в тиши пещеры. Ярик оглянулся и оцепенел: зеленые вертикальные зрачки неумолимо приближались к нему, раздвоенное жало нервно металось перед челом Яра, глаза встретились, сталь блеснула в очах начинающего ведуна, дуэль взглядов, длилась несколько мгновений, и вдруг в недрах Яра раздалось шипение со свистом переходящее в рычание: «Аббара!!!» И тело змеи как-то безвольно обвисло, аспид, прикрыв пленкой свои страшные глаза, медленно извиваясь, исчез в огромных норах, черневших в разных концах пещеры. Яр тяжело вздохнул, переводя дух, а Хранитель тем временем молвил: «Ты удивил меня, откуда узнал тайное слово? Ведь этим словом, и так правильно произнесенным, ты мог нейтрализовать, а то и убить любого врага, даже эти древние стражи поджали хвост перед тобой». Яр пожал плечами: «Оно как-то само у меня родилось, после встречи с Перуновыми посланцами со мной что-то происходит, сила неведома из чар-зародов исходит». «Вот мы и посмотрим, как тебе эти силы помогут разобраться в соли земли, суть в Ведах сокровенных». Подошли к двери мореного темного дуба, но молодой ведун ощутил холод окаменевшего дерева, нажал на него и понял, что она прочней дюжины железных дверей и сотня крепких воев не выбьет ее. Хранитель снял с жилистой крепкой шеи, закрученный знак Сва, изготовленный-выточенный из камня оникса, приложил к отверстию низа двери, повернул посолонь, и дверь мягко, неслышно отворилась вовнутрь; войдя, оглядевшись, Яр разглядел на две разные стороны две двери: одна в затейливых орнаментах, черненого серебра, другая, невысокая, из чистого золота, вся в древних сокровенных письменах, в середине ярко пламенел сакральным огнем огромный, с головку младенца яхонт.

 Хранитель положил тяжелую длань на плечо Яра, молвил: «Ну вот ты и на пороге вечности, потому что здесь суть соль знаний Веры нашей и не только нашей, о многих временах и народах здесь знания хранятся. Вкушать их, как и соль, надо понемногу. И помни, феномен ведического сознания - понимать любую речь и любое письмо и язык. Но в дверь золотую путь пока заказан. Ее можно открыть только через двадцать веков, от твоего рождения и откроет ее только Хранитель Прави нашим яхонтовым Граалем, приложив днищем - они совпадают. И только совместная энергия двух камней откроет эту дверь. За эти двадцать веков, что бы ни случилось с народом Рос, какие бы нападки ни пережила наша Православная Ведическая Вера, каждый Хранитель Прави должен готовить себе достойную замену и передавать эту тайну. За этой дверыо ключ к славе через истоки нашей Веры. Путь к знаниям, что мы народ Рос - внуки Божьи, и власть Божья в Яви - эго наследство наше. И пойдет слава от Рода нашего, благо всем народам и весям, по всей земле и будет она вся подобна небесному Ирию, лад будет по всей земле. Но тебе, Яр, дорога в эту дверь серебряную, знания в этой пещере помогут исправлять мир от злого, от плесени духовной, и познай основы». И Хранитель слегка подтолкнул молодого ведуна к черненой серебряной двери.

 И вот Яр в сокровенном месте, где собраны знания многих народов, все стены обширной пещеры полностью заставлены полками мореного дуба. У самой двери стояла каменная чаша, в которую капала хрустальная вода и, переливаясь, стекала куда-то вглубь. Хранитель положил краюху хлеба на тяжелый дубовый стол: «Яр, я вернусь через три дня, наверху дел переделать много надо, оставлю мудрого свята за себя, обряды проведу, ну а тебе, конечно, тут годами надо изучать, но да нечего, ознакомишься за три дня, а сподобится, Макошь не порвет нитку серебряную наших жизней в Яви, вернемся, будешь истину здесь познавать». Хранитель повернулся и исчез. Яр с благоговением обходил дубовые выси, бережно дотрагивался до папирусов, деревянных гонких дощечек, до пергаментных прошитых кож, собранных в деревянные оклады. Ни одной жизни не хватило бы, чтобы все прочесть-ознакомигься, Ярик был в растерян¬ности, протянув вперед ладони, он чуял их, неведомая энергия вибрировала, от одной большой обветшалой книги он почуял сокрытое космическое звучание, воистину неизбывная творческая сила веков исходила и отдавалась в дланях, когда он взял и бережно положил книгу на стол. Раскрыв тонкие деревянные дощечки. Яр вгляделся в первую, всю испещренную резами и чертами. В голове стояло: «Ведическое сознание - суть понимание любого письма и речи». Глубинная книга, по-другому Голубиная, так захватила-закрутила Ведуна, что он потерял ход времени.

 Древняя мудрая книга неизбежно уводила в неизведанные глубины человеческой предыстории. Премудрость всей Вселенной завораживала Яра. Вот выпадет с небес книга, книга огромная и таинственная, сорок саженей в вышину и почти столько же в толщину. Что написано в этой Великой книге, не ведомо никому. Вокруг собирается народ всех сословий: калики перехожие, мудрецы, бог атыри. Начинают гадать: как быть, кто раскроет секрет сокровенной Небесной книги? Ключом ее тайника владеет лишь один - распремудрый ведун - царь Девий. На него-то и обрушивается град глубокомысленных вопросов. В качестве главного вопрошателя выступает таинственный исполин Волог-Волотович. Все вопросы фундаментальные, природного бытия и человеческого существования:

Отчего у нас начался белый вольный свет? Отчего у нас Ра - солнце красное?
Отчего у нас млад светел месяц?
Отчего у нас звезды частые?
Отчего у нас ночи темные?
Отчего у нас зори утрени?
Отчего у нас ветры буйные?
Отчего у нас дробен дождик?
Отчего у нас ум-разум?
Отчего наши помыслы?
Отчего у нас мир-народ?
Отчего у нас кости крепкие?
Отчего телеса наши?
Отчего кров - руда наша?

 И пошли дальше кон-загадки. Их смысл: кто на свете главный самый среди себе подобных? Кто царь царей? Кто царь зверей? Птиц? Рыб? Трав? Деревьев? Камней? Озер? Рек? Городов? И т.д.

 Ярик почти на все знал сокровенные ответы, но были мудрости и ему не под силу. Он внимательно вчитывался-приглядывался к некоторым таинственным персонажам. Одним из них выступает Индрик-зверь. Яр проводил сравнение с индусским Божеством - Индрой. Вот только почему зверь? Здесь Индрик ростом «во всю землю Вселенную», а от его деяний «вся Вселенная всколыбается». Все богатства видимого мира истолковывались как части Божества:

«Белый свет от сердца его.
Pa-солнце от лица его,
Светел месяц от очей его,
Часты звезды от речей его...»

 Дошел Яр до притчи в аллегорической форме о двух зайцах, олицетворяющих Правду и Кривду.

«...Как два зайца во поле сходилися,
Один бел заяц, другой сер заяц,
Как бы серой белого преодолел;
Бел пошел с Земли на Небо,
А сер пошел по всей земли,
По всей земли, по всей Вселенныя...
Какой бел заяц - это Правда была,
А какой сер заяц - это Кривда была,
А Кривда Правду преодолела,
А Правда взята Богом на небо,
А Кривда пошла по всей земли,
По всей земли, по всей Вселенныя,
И вселилась в люди лукавые...»

 Проблема древняя, связанная с извечной борьбой двух космических начал - Добра и Зла. Яр вчитывался в Голубиную книгу, неисчерпаемую в своей глубине. Он понимал, что она действительно Глубинная книга, чьи корни уходят к самым истокам появления человека в Яви. Она - один из немногих, чудом уцелевших мостков, напрямую соединяющих Яра с началом начал. В этом живительном роднике истоки и духа, и расенской души. Подлинная цена книги - премудрость всей Вселенной!

 Яр был вне времени, следующие были открыты Золотая книга, Велесова, Перуница. Они секли его мечом своих слов.

 Пошли вторые сутки, краюха хлеба забытая, черствея, лежала на столе, Яр только припадал к каменной чаше с водой, утолив жажду, начинал снова и снова утолять жажду духовного познания. Достал, развернув, свиток Бытия, письмена священных Сефиротов непривычно строились справа налево, Яр достаточно быстро усвоил, что книгу ни в коем случае нельзя принимать буквально, она переполнена сакральной символикой, дает неограниченный простор для мистического прозрения.

  «Вначале сотворил Бог небо и землю. Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною; и Дух Божий носился над водою. И сказал Бог: да будет свет... И увидел Бог свет, что он хорош; и отделил Бог свет от тьмы. И назвал Бог свет днем, а тьму ночью. И был вечер, и было утро: день первый.

 И создал Господь Бог человека из праха земного, и вдунул в ноздри дыхание жизни, и стал человек душою живою...

 И навел Господь Бог на человека сон; и, когда он уснул, взял одно из ребер его, и закрыл то место плотию. И создал Господь Бог из ребра, взятого у человека, жену, и привел ее человеку. И сказал человек: вот, это кость от кости моей и плоть от плоти моей; она будет называться женою; ибо взята от мужа. Потому оставит человек отца своего и мать свою и прилепится к жене своей; и будут одна плоть. И были оба наги, Адам и жена его, и не стыдились...»

 Яр сидел, глубоко задумавшись, перед глазами еще стояла книга Велеса и старые рассказы Аравана. Он вспоминал долгие ночи под аспидно-черными небесами и звезду, на которую они всегда смотрели, и Хранитель всегда чуял оттуда энергию космического дома арийцев, и все предания и книги их северной прародины говорили о том, что корни арийские их звездные. И в молитвах и гимнах, и медитации дух Яра чуял отеческое тепло и любовь Бога, и что они есть суть Внуки Божие. Но Яр в сомнениях читал, что люди есть рабы Божие. И постепенно он доходил, что двое странников из земли людей с кожей цвета земли-праха и их народ не арийского происхождения, созданы Творцом из праха земного. И они другие... Яр с посещением посланцев Перуновых стал ладонями чуять возраст всего, и книг, когда они написаны. И чуял ладонями, что возраст Велесовой книги и Глубинной в несколько раз старше, чем Книга Бытия, Торы и Пророки. И язык рун и буквицы также старше, чем иврит Сефиротов. Клинопись на глиняных табличках, легенда о Гильгамеше тоже показалась ему старше, им где-то было за двадцать веков. Он начал сравнивать написание Бога Единого на разных языках. Изучая Тору, он с трудом установил написания Бога: Иак, Яхве, Адонай, Савоаф и Иехова. И тут Яр стал доходить:

 Вышень-Род был всегда, а иврита-языка не было в помине. Читая Пятикнижие, Яр удивлялся, ведая, что Бог действительно являлся Моису на горе Синайской, но зачем столько мелочных деталей народу иудейскому дано было? Ведь у рода рассенского с Богом были настолько сокровенно теплые отношения, любовь сияла во всей Божьей простоте с внуками Божьими.

 Но недосягаемой вершиной мистической любви показалась Яру книга «Песня песней Соломона». Он завороженно читал, и внутреннее томление искало выхода:

  «Кто эта блистающая, как заря, прекрасная, как луна,

 Светлая, как солнце, грозная, как полки со знаменем?..

 ...О как прекрасны ноги твои в сандалиях, дщерь именитая!

 Округление бедер твоих, как ожерелье, дело рук искусного художника; живот твой - круглая чаша, в которой не истощается ароматное вино, чрево твое - ворох пшеницы, обставленный лилиями; два сосца твоих, как два козленка, двойни серны; шея твоя, как столбы из слоновой кости...

 ...Как ты прекрасна, как привлекательна, возлюбленная, твоею миловидностью! Этот стан твой похож на пальму, и груди твои на виноградные кисти. Подумал я: влез бы я на пальму, ухватился бы за ветви ее; и груди твои были бы вместо кистей винограда, и запах от ноздрей твоих, как от яблоков; уста твои, как отличное вино.

 Оно течет прямо к другу моему, услаждает уста утомленных...»

 Яр, дочитав, вздохнул удовлетворенно, не поддалась простая девушка сладкозвучному Соломону, ни на богатство его несметное не позарилась, а осталась верна любимому - простому пастуху...

 Яр глянул на засохшую уже краюху хлеба, выпил водицы. И мысли рождались ярко, эмоционально, на одном дыхании. Он думал о самом главном, о самом насущном, о чем думал с Хранителем в ночной тиши под звездами, во время долгих, неспешных ведических церемоний, читал в мудрых свитках и фолиантах.

 О чем же думал маленький, но уже резко повзрослевший Ярик? Да о самом главном, что есть, было и будет во Вселенной! О вечном противостоянии Света и Тьмы, Добра и Зла. Думал о противоположности Ветхозаветного принципа жизни и собственного Ведического мироощущения. В первом были сплошь строгие наставления нерадивым детям со злым, изменчивым сердцем и кары, ниспосланные на них, и именовалась Законом; второе - чистое высокое духовное отношение к людям расенам, у них все это было в крови, впитанное с молоком матери, и называлась Благодатью. И Благо они раздаривали, когда шли по всему белу свету, раздаривали широко, щедро, потому что все Внуки Божьи из него и состояли. Но не все народы-люди их понимали и принимали подозрительно, потому что суть были другие.

 Но к этим полюсам стягиваются все феномены бытия в Яви: вся природа, человеческий мир, идеи, Божественность Прави - в этом все начала и концы...

 Ветхий Закон и Веды Благодатные противоположны, но противоположность эта не простая. Раз уж ребенок так болен, то Закон Ветхого Завета - неотъемлемая часть общего развития народа иудейского. То есть приготовление мира к более высокой ступени Ведической Благодати.

 Их Закон, делая богоизбранными одни народы и племена, принижает другие и сеет тем самым семена разобщения и неустройства в мире. И этому должна восторжествовать Благодать Вед, которая и есть сама Истина. Она - для всех народов Земли и для каждого человека. Народ Рос, ведающий Глубинную книгу Рода, не знал рабства и не понимал его, и были они Внуки Божьи, и открывали Путь к Истине и Свободе. И душа их подготовлена была и впитывала Истину, старалась одарить всех вокруг...

 Яр, вспомнив, что ее принесли маги, развернул еще одну книгу, раздумывая, осилит ли ее, успеет ли. Но нашел место про древнюю общую прародину арийцев - Арийан Вэджа, дословно Арийские просторы. И ужасающее похолодание, вынудившее арийцев покинуть родные места.

«Там - десять зимних месяцев и два летних месяца, и они
Холодны для воды,
Холодны для земли,
Холодны для растений,
И это середина зимы и сердцевина зимы,
А на исходе зимы - Сильные наводнения».

 Но потом общий народ пошел по разным направлениям, Вера была одна, но вспомогательные духи служили по-разному иранскому и индусскому народам: иранские светлые божества ахуры у индийцев превратились в злобных демонов асуров, и наоборот, индийские богини-девы у иранцев стали кровожадными дэвами.

 Написал книгу Авесту легендарный пророк из рода Хранителей Прави - Спитам Заратуштра, родившийся шесть веков назад на юге Каменного пояса, в кроме Аркаим, оттуда и пришел в Персию. Его проповеди и легли в основу канонизированного текста священной книги зороастрийской веры. Написана книга была золотой несмываемой краской на дубленых коровьих кожах, но это была лишь часть книги. Малой вспомнил, что Хранитель рассказывал легенду, что Искендер Македонский затеял весь поход на покорение мира лишь затем, чтобы уничтожить священные книги Авесту, а у индусов - Ригведу. В полном своде Авесты насчитывалось два миллиона стихов, разделенных на тысячу двести глав, написанных золотом на двенадцати тысячах кож особой, тонкой выделки. Тяжелые свитки хранились в главном зороастрийском храме столицы персидских царей. Когда Искендер Македонский разбил Дария и разграбил Персеполь, он приказал стереть с лица земли главное святилище, на его развалинах сжечь Авесту, а пепел развеять по ветру. Но пламя пророчеств Заратуштры и учение Авесты не в силах был задуть Двурогий Искендер. Левиты в Иршалаиме его встречали как мессию и втихую, на ухо, натравливали, чтобы уничтожил даже следы Веры Внуков Божьих. Но Двурогий, разбив Дария, сунулся к массагетам, чтобы пройти на север и уничтожить народ арийский с его ведической верой. Но в первых же стычках испытал, что такое акинаки-мечи и поющие стрелы с изогнутым когтем, который потом невозможно вытащить. И закаленная знаменитая фаланга вместе с конными гетайрами, столкнувшись глаза в глаза, испытав всю хитрость и мощь народов Рос, дрогнула, Двурогий потерял даже свой знаменитый золотой рогатый шлем и понял, что, пойдя на север уничтожить Глубинную и другие книги, потеряет просто здесь голову и все знаменитое войско и повернул на юг, в Индию, но и там до Ригведы не добрался, встретив ожесточенное сопротивление арийских индов. Взбунтовавшее войско повернуло обратно. И тут Яр вспомнил, что древний Араван видел Искендера, тот был воспитан в греческой культуре учителем Аристотелем, и что только греческая культура представляет истинную цивилизацию, и что все остальные народы варвары. И собрался великий полководец в великий поход во второй раз на север, в арийские земли. Никак не мог он, взявший на себя сам титул сын Бога, мириться, что где-то на севере живет целый народ Внуков Божьих. И тут три с половиной века и еще три года назад перед ним появился Хранитель. Вавилон Искендер решил сделать своей столицей, охрана окружала дворец плотным кольцом, тяжело вооруженные гоплиты стояли на страже во всех коридорах и дверях покоев. Но Хранитель не зря был старейшим ведуном и отвел глаза, зачаровал всю охрану. Кто уснул, кто говорил, что ничего не помнит, но великий полководец, покоривший полмира, вздрогнул, увидев перед собой седого, но крепкого, жилистого волхва. Искендер всегда чуял настоящих воинов-противников, он оценивал их не по росту и мощной мускулатуре, а по глазам и как он умеет двигаться. Искендер сразу хотел срубить его варварскую голову, но Хранитель чуял дистанцию и не давал приблизиться на удар меча. Он поднял руку и вытянул вперед длань. Тело Искендера обмякло и сковалось, он напряженно вглядывался в глаза Хранителя, такого взгляда он не встречал никогда и нигде, спокойный, уверенный взгляд почти пронизывал его насквозь. Искендер, возомнивший себя сыном Бога, не боявшийся никого и ничего, кидавшийся с горстью своих друзей-гетайров через реку на полчища персов при Гранике, впереди всех врезавшись в огромную армию Дария при Гавгамелах, на своем верном Буцефале кидавшийся с верными ветеранами на индийских разъяренных боевых слонов, здесь, под суровыми голубыми очами, почувствовал настоящий страх впервые в жизни.

 - Я Хранитель Прави у народа арийского, за погибшую Авесту ты ответишь в мире ином, перед Отцом Небесным, а в наши края освещенные не ходи, ты изгой, а не сын Божий, нет туда тебе пути...

 Гнев затмил разум полководца и он, собрав все силы, в неимоверном прыжке прянул с отточенным мечом, метя прямо в сердце ведуна, но сталь пронзила только воздух, Араван неуловимо, левой рукой, только пальцами, отбил смертоносное жало, а на левой пятке крутанулся посолонь, и средний палец правой руки хлестнул под основание уха, и тут же неуловимо второй раз, как плеткой, стеганул снизу вверх в основание черепа. «Это тебе потеря памяти, а первое - это Мара, удар отсроченной смерти». Последний раз глаза их встретились. Искендер не падал, но глаза были безумными он был в ступоре, началась лихорадка его трясло. «Не Ирийский сад, а Мара ждет тебя». И Араван исчез так же, как появился...

 Через неделю великий завоеватель умер, не приходя в себя и не оставив наследника...

 И вот теперь часть Авесты неисповедимым путем лежала перед Яром на дубовом столе. Тлеющие искры веры в светлое и доброе, неизбежно побеждающее зло и тьму, вспыхнули вдруг в самом неожиданном месте, в пещерах под Ураковой горой. Списки Авесты, вернее, жалкие и куцые остатки, которые чудом уцелели, и даже в таком виде пламенные гимны Заратуштры и суровая мудрость входили сокровищницей в душу Яру. Вечное противоборство противоположных первоначал и первосущностей Вселенной: борьба между ними - главная движущая сила космической, планетарной, людской и божественной эволюции. В космосе - это борьба Света и Тьмы, на земле - Жизни и Смерти, среди людей - Истины и Лжи. Яр вспомнил Глубинную книгу о борьбе Правды и Кривды.

 А теперь обращусь я к тем, кто хочет слушать...

  «...Прислушайтесь ушами своими к наилучшему,

 Проникнитесь ясным пониманием двух верований,

 Дабы каждый перед Судным днем, сам избрал одно из них:

 Оба Духа, которые уже изначально в сновидении были подобны близнецам.

 И поныне пребывают во всех мыслях, словах и делах, суть Добро и Зло.

 Из них обоих благомыслящие правильный выбор сделали, но не зломыслящие.

 Когда же встретились оба Духа, они положили начало жизни и тленности и тому, чтобы к скончанию веков было бы уделом лживых - наихудшее, а праведных - наилучшее.

 Из этих двух Духов избрал себе Лживый - злодеяние,

 Праведность - избрал для себя Дух Священный, чье облачение - небесная твердь».

 Яр скрупулезно переводил имя Ахура-Мазда, усилия увенчались успехом

 - Бог премудрый. Он творил мир усилием мысли, требуя молитвы перед возожженным огнем. Бог премудрый - главный вдохновитель наставник и собеседник Заратуштры. К нему обращены молитвы пророка. Он же - центральная фигура символа веры зороастризма:

  «Проклинаю дэвов. Исповедую себя поклонником Мазды, зороастрийцем, врагом дэвов, последователем Ахуры...

 ...Доброму исполненному благу Ахура-Мазды я приписываю все хорошее и все лучшее - ему, носителю Арты.

 Отрекаюсь от сообщества с мерзкими, вредоносными, неартовскими, злокозненными дэвами, самыми лживыми, самыми зловонными, самыми вредными из всех существ, отрекаюсь от дэвов и их сообщников; от тех, кто насильничает над живыми существами. Отрекаюсь в мыслях, словах и знамениях...»

 Но и солнечная ипостась Бога не могла не впечатлять Яра своей насыщенностью:

«Мы молимся Солнцу,
Бессмертному Свету,
Чьи кони быстры.
Когда Солнце светит,
Когда Солнце греет,
Стоят Божества Все сотнями тысяч И счастье вбирают,
И счастье дарят Земле, данной Маздой,
Для мира рацвета,
Для истины роста...»

 Ригведа, резаная на тонких, голубого металла пластинах, сама легла в ладонь Яра. Металл был легкий, но, несмотря на возраст, несколько тысяч лет, был очень прочный и неповрежденный, и на нем не было ни следов ржавы, и патина не тронула блестящей пластины, но древностью дышали резы и черты, вырезанные штилем. Яр углубился в писание. Полярная Родина в Ведах вставала как живая. Ригведа с Авестой были, как родные сестры, но Ригведа была старшей сестрой. Яр не мог не найти в архаичных ведийских текстах первоосновы и своего собственного мировоззрения. Это был первоисточник первобытного космизма. Веданье Вселенной и управляющих ею законов, неисчерпаемых знаний о запредельном мире богов и обыденном мире людей в том далеке, о котором не сохранилось или почти не сохранилось никаких преданий.

 Яр посчитал - и не без оснований, - что именно здесь содержится один из древнейших текстов, имеющий свой взгляд на мир и его происхождение:

«Тогда не было ни сущего, ни не-сущего;
Не было ни воздушного пространства, ни неба над ним.
Что в движении было? Где? Под чьим покровом?
Чем были воды непроницаемые, глубокие?
Тогда не было ни смерти, ни бессмертия, не было
Различия между ночью и днем.
Без дуновения само собой дышало Единое,
И ничего, кроме него, не было...
...Из чего возникло мирозданье, создал ли Кто его или нет?
Кто видел это на высшем небе,
Этот поистине знает.
А если не знает?»

 Яр чуял, как волнуют его эти вопросы, как трепещет душа перед безднами мирозданья. И он мучился сомнениями: а правильно ли мы познаем законы мира, и дано ли нам вообще познать их до конца. Не мог он остаться равнодушным, читая вдохновенный гимн Звездной ночи, в котором угадываются и отблески памяти о далекой полярной прародине:

«Ночь-Богиня нисходит, озирая мир своими звездами-очами;
Она облеклась во все свое великолепие.
Бессмертная Богиня заполнила пространство, его глубины и высоты,
Сиянием прогоняет Тьму.
Явившись, Богиня затмевает свою сестру Зарю;
Но и Тьма теперь исчезла.
Ты пришла теперь к нам, и мы возвращаемся в свои дома,
Как птицы в гнезда на дереве.
Народ возвращается домой, и звери идут домой, и птицы,
И даже ястребы, жаждущие добычи.
Охрани нас от волчицы и от волка, охрани нас от вора, о Ночь,
Будь благою для нас.
Обступила меня тьма, черная и густая, стоит;
Рассей ее, заря, как мои долги...»

 У любого гимна Ригведы огненное начало. Все они пронизаны священным пламенем, вместе с которым устремляются ввысь, в Небо-Космос, наши молитвы, наши помыслы и наши надежды.

 И тут Яр скорее почуял, чем услышал, повернулся на пятках, в двери стоял Хранитель. Глаза из-под кустистых бровей глядели, как всегда, строго и добро одновременно.

 - Ну, Яр, как ты? Хлеб не тронул, исхудал, а глаза горят.

 - А что, Араван, уже три дня прошло? - С сожалением складывая пластины Великой Книги. - Ригведа - подлинная Поэма огня.

 - Да, Яр, его отблески до сих пор полыхают в твоих очах и сердце, потомок ариев! Пойдем.

 Яр с величайшим сожалением окинул взглядом богатство пещеры, вышел. Пока Хранитель закрывал окаменевшую дверь, Яр во все глаза глядел на вторую дверь:

 - Араван! Сколько здесь премудрости Божьей. Я бы, не наш урок, остался в этой пещере на всю жизнь, но я, считай, одним глазком заглянул в тайну, а у меня столько вопросов. Почему все народы Бога называют по-разному?

 - Яр, ты приоткрыл дверь познания, и это только начало, а на твой вопрос ответ. Все те, кто пытался дать имя Непознаваемому началу, просто лишь умоляли его. Даже говорить о Космической Мыслеоснове равносильно попытке закупорить в кувшин первичный Хаос или же наклеить печатный ярлык на Вечность.

 Яр всегда удивлялся, как Хранитель точно давал определение всему, и ему казалось, что он знает ответы на все. Молодой ведун осмелился и показал на золотую дверь с огромным яхонтом.

 - Неужели ты, Хранитель, не догадываешься, что гам?

 - Я же говорил, Яр, что там суть сила Рода нашего. И несмотря ни на что, эта сила пусть ждет своего часа еще почти двадцать веков. Там, запомни, Дух Света. Существует огонь, ты его уже начал познавать, дающий предвидение будущего знания и дар благой речи. Вера Тайной Мудрости. Тебе надо дойти до Вершины Всевидения, Познания Вещей самих в себе. И тогда ты подойдешь к разрешению страшной загадки перед Несказуемой Тайной. Ну да пойдем, Яр, стражи тебя теперь ведают, а нас дорога ждет.

 Они двинулись к выходу, а молодой ведун чуял спиной немигающие страшные взгляды огромных извивающихся черных стражей.

 Pa-Светило встретило их таким сияющим, добрым светом, что Яр поневоле зажмурил очи.

 Волхвы ждали их в дубраве. Седой Свят удивленно глядел на Яра: «Возмужал ты, изменился взгляд, как будто зим пять не видел тебя».

 Молодой ведун одухотворенно светился, весь сиял, наполненный новой животворящей силой. Хранитель заканчивал все наставления, заботы перекладывал на мудрейшего Свята. Ведуны собрались все провожать: «Хранитель! Вся сила и мудрость Рода будет с гобой, да пусть Перун будет хранить ваш путь, да будет так».

 Ехали рядом. Лошади по колено брели в траве. Урак-гора и дубрава остались далеко позади. Впереди, повитая нежнейшей дымкой, величественно безмолвствовала степь. От жаркой травы стлался густой, тягучий аромат. В зените, за грядами опаловых облачков, томилось Pa-светило. Слева, за туманно очерченной впадиной лога, величаво синела и катила воды река. А кругом, насколько хватало очей, - зеленый необъятный простор, дрожащие струи марева, полуденным зноем скованная древняя степь, а там, на горизонте - недосягаемые и сказочные сизые курганы.

 - Это, Яр, древние места Нави наших пращуров. И их испокон веков хранили и почитали. Здесь под седыми курганами лежат останки тех, кто первыми пришли в земли эти с нашей северной родины, от священной горы Меру. И вспомни, Яр, я тебе ведал, как во времена моей юности, почти пять с половиной веков назад, персидский cap Дарий Гистап с огромным войском в семьсот тысяч человек пошел на народы Рос. Эллины, римляне звали нас скифами, но мы себя так никогда не называли, народы Рос состояли из многих: саки, массагеты, венеды, роксоланы, южнее нас жили и живут сарматы, аланы, западнее - родственные нам карпы. Дарий переправился через великую реку Дунавий и искал встречи-битвы с народами Рос, но мы его жалили, как пчелы, и заманивали в глубь наших степей ковыльных, не оставляя ему ни еды, ни питья. Но он в гордыне своей и уверенный в силе своей, не ведая наших способов ведения войны, лез в наш хитрый вентерь. Ты знаешь, как косяк рыб, встречая сеть из конского волоса, лезет вперед, не ведая, что впереди замкнутый мешок. В эту мотню и лез великий бездумный изгой. Ему сделали последнее предупреждение: прислали рыбу, мышей и лягушек, а сверху положили наши свистящие стрелы, чтобы прятался в землю как мышь, прыгал и плыл отсюда, а иначе испробует каленых стрел, напомнили, что стало с саром Киром, который хотел крови и как он ею напился. А Гистап, похваляясь, начал оскорблять и издеваться, вызывая на открытый бой. Мы ему ответили, что затронь могилы наших предков и узнаешь, на что способны люди Рос. И вот, Яр, он, бахвалясь, подошел с измотанным войском к этим седым курганам с намерением поглумиться над пращурами, пребывающими в Нави. И вот здесь, Яр, все вокруг было залито кровью, узнали персы и их наемники, что такое арийская лава и что такое сарматский вентерь. Его гвардия, так называемые бессмертные, падали снопами, валились ниц, как травы луговые, от духа крови тягучей нечем было дышать, полынью горько-духмяной утирали мы пот и кровь нашу и больше вражью. Молод я был тогда, горяч, всемером мы прорубились до Дария, по нашему обычаю, всегда мы сражались двумя мечами-акинаками, не ведали персы нашего рукопашного стиля Сва, когда смерч из мечей вихрем сносит вражьи головы. И увидел я перед собой глаза Дария, полные животного ужаса. Выбил я бесполезный меч из рук сара. Что он лепетал, упав на колени, что отдаст все золото; я рассмеялся, указал на его обоз, где сарматы рвали сарский обоз. Глядя ему в глаза, прошипел, что он мышь, и тут от него таким зловонием повеяло, что у меня очи зажмурились, а как проморгался, Дарий исчез. Обоерукие асы-меченосцы, потом заверяли, что cap, превратившись в мышь, ускользнул в землю. Вот такие здесь легендарные места, в сизых курганах. Давай-ка, Яр, подъедем в Навь, возьмем матери сырой землицы в дорогу, да полынь духмяную, она здесь необычная, горько-терпкая, от крови персидской.

продолжение >>>

1 - 2 - 3 - 4 - 5 - 6 - 7